Наступление бури
Шрифт:
Я разве что не увидела через трубку его улыбку.
— Тогда ты не будешь против, если я позвоню снова? Или мы увидимся?
— Вовсе нет, — промурлыкала она.
«Вовсе нет», — мысленно передразнила ее я, скорчив рожицу в трубку, после чего, затаив дыхание, осторожно ее повесила. Решив наконец, что, пожалуй, с меня хватит.
Едва я сделала это, как теплые губы прикоснулись к моему плечу.
— Что это ты делаешь? — спросил Дэвид.
Я громко пискнула, развернулась в простыне, оказавшись в итоге спеленутой, точно мумия, и увидела, как он потягивается, опершись на локоть. Великолепный, как полуночный сон, с горящими
— Нет, что ты делаешь? — удалось выдохнуть мне. — Ты вроде как должен быть…
Он коснулся пальцами моих губ, заставив меня умолкнуть.
— Я должен быть здесь.
Пальцы сменились губами: жарким, страстным, нежным поцелуем, от которого я полностью растаяла, и внутри и снаружи. Я чувствовала его язык, его руки, скользнувшие под простыню, — господи, как это было здорово. Все мои нервные окончания гудели от электрического возбуждения.
Снаружи, не прекращаясь, шелестел по стеклу дождь, напомнивший, что мне остался всего час до того, как надо будет принимать душ, катить в студию и опять разыгрывать унизительное представление с Марвином и его чертовыми предсказаниями, слишком точными, чтобы такое могло быть.
— Мне скоро вставать, — проворковала я, припадая губами и языком к его голой груди, а потом соскальзывая все ниже, к животу…
И услышала его медленный, стонущий вздох.
— Тогда нам надо поторопиться, — промолвил он, разглаживая мои кудряшки.
Утром — точнее сказать, в предрассветном сумраке, дождь наконец прекратился, как раз к тому времени, когда я прикатила на студийную парковку. Взглянув на себя в зеркало и с удовольствием отметив пышность и блеск распрямленных волос, я быстро наложила макияж, не допустив на сей раз Женевьеву к моей прическе, после чего взглянула на одежку, которую она подготовила для меня, повесив на вешалку у двери.
— Смеешься, да?
Она пожала широкими мускулистыми плечами.
— Нет, правда. Я тебе заплачу, только скажи, что это шутка.
— Не получится, дорогая, — сказала она и зажгла сигарету «Мальборо». Курить в гримерной не полагалось, но ее это никогда не волновало.
Придержав дыхание, я встала со стула, сняла съемочный наряд с вешалки и подняла на свет, чтобы получше рассмотреть.
Так, ясно, что на сей раз Марвин вознамерился прогнозировать теплую, солнечную погоду. Мне предстояло вырядиться солнышком: залезть в желтый пенистый резиновый шар с прорезями для лица, рук и ног. И натянуть желтые колготки.
— Нет, — заявила я. — Этого надевать не стану. Скажи Марвину…
— Что мне сказать?
Марвин, войдя в гримерную, обхватил меня тяжелой рукой за плечи, наклонился и заглянул мне под блузку. От него пахло скверным одеколоном и мятной жвачкой, перебивавшей сохранившийся со вчерашнего вечера запах алкоголя. Его имплантированные волосенки выглядели как саженцы, но перед выходом в эфир он прикрывал их накладкой, от красноты в глазах избавлялся с помощью «Визина» и, разумеется, отбеливал зубы. Все, касающееся съемочной площадки, Марвин знал так, как другие, не ему чета, настоящие метеорологи знают спутниковые графики.
— Что, не нравится костюмчик? Надо было вчера принять мое приглашение на завтрак, хи-хи.
Я вымучила улыбку, напоминая себе, что без работы мне никак и платят здесь всяко больше, чем в магазине сети «Севен-илевен», а шансов быть ограбленной несколько меньше.
— Мне кажется, это неподходящий наряд, — промолвила я, стараясь
— Детишки любят Солнышко, — заявил он и сжал пенистую резину как раз на том месте, где должна была оказаться моя грудь. — Смотри, так и хочется обнять. Давай, Джо. Веселее.
Его игривый тон меня не одурачил: глаза у него были злые, и я понимала, что отрицательного ответа он не примет. Понимала я и то, что директор программы новостей, торопливый молодой парень по имени Майкл, едва ли примет в расчет мое неприятие пенистой резины, а профсоюза, способного защитить меня от этого гнусного надругательства над стилем, на телестудии не было.
— Ладно, — пролепетала я, из всех сил изображая улыбку. — Нет проблем.
Богом клянусь, он еще и подмигнул! Мне потребовалось приложить усилие воли, чтобы не сгенерировать импульс и не шарахнуть его молнией.
Все последовавшее далее оказалось настолько плохо, насколько только можно было предполагать. Все мои реплики отличались крайней тупостью, в резиновом костюме было отчаянно жарко, Марвин был отвратителен, моральная поддержка со стороны Черис отсутствовала. Меня опять нещадно поливали водой, на сей раз, чтобы предупредить посетителей пляжа о возможном волнении на море. Один из рабочих сцены при этом мерзко хихикал.
Когда я по окончании этого кошмара стягивала потные, липкие колготки, Женевьева, оторвавшись от своего курения, бросила мне полотенце со словами:
— Знаешь, как партнерша ты лучше, чем он того заслуживает. Благодаря тебе этот тип и сам выглядит лучше. Будь я на твоем месте, я бы — раз и подзабыла свою роль: пусть выкручивается как сумеет.
Она многозначительно приподняла одну выщипанную бровь и щелчком выбила из пачки очередную канцерогенную сигарету.
Я бросила мокрые колготки в корзину — бросок попал в цель, радуясь обретенной свободе, пошевелила пальцами ног и поинтересовалась:
— Думаешь, это сработает?
— Как пить дать, — уверенно заявила она. — Во всяком случае, у двух предыдущих девчонок срабатывало. Правда, одна из них, похоже, сбрендила и отхлестала его резиновой рыбиной. Но знаешь, рейтинг-то поднялся, так что, может, это и не лучшая идея, во всяком случае, насчет рыбины… Слушай, знаешь что: у тебя прекрасно выглядят волосы. Тебе бы надо провести денек на пляже… тем более, говорят, день будет солнечным.
Мы обе покатились со смеху, хлопнули друг дружку по рукам, и я отбыла, оставив ее заниматься прической ведущей полуденных новостей.
Небо на востоке прояснилось, однако, остановившись и прочувствовав ветер, я поняла, что это ненадежно: следом, над океаном, к побережью катилась еще одна волна холодного, влажного воздуха, столкновение которой с уже существующей зоной высокого давления сулило формирование нового облачного фронта. Дождь сегодня, а возможно, и завтра. Какое тут, в задницу, солнце? На сей раз Марвин точно дал маху или же у него в заднем кармане спрятан Хранитель. Но если так, то кто? То, что не я, это ясно. А с учетом того, что местное отделение возглавлял Джон Фостер, один из немногих известных мне по-настоящему честных Хранителей, мне трудно было представить себе, кто бы это мог быть. Однако у Джона имелось слабое место. Будучи честен сам, он доверял людям, пока его не подводили.