Наталена
Шрифт:
Алю «подавали» к столу, как дополнение к культурному досугу. Она в чудесном бархатном платье, с тугими светлыми кудряшками, которые так шли к фарфоровому личик и синим глазкам, вежливо здоровалась с публикой и усаживалась к пианино. Несколько бойких полек и грустных элегий приводили гостей в восторг и умиление.
– Какая хорошенькая девочка! Прелесть просто, – взвизгивала одна из пожилых дам и старалась чмокнуть Алю в лоб.
У Али краснели уши, но она терпела. Стараясь незаметно стереть с лица следы от жирной помады, Аля еще немного присутствовала на взрослом вечере, ответив на несколько дежурных вопросов: в каком
Отец, так же как и дочка, практически не появлялся на званых вечерах. Его функция была давным-давно определена: содержать семью и не устраивать драм. Он принял эти условия и жил своей неведомой жизнью. Иногда Алина краем уха слышала из телефонных разговоров матери, что Валерий «совершенно отстранился от нее, не увлекся ли он кем-нибудь».
Алю такие новости не удивляли, она очень хорошо понимала, что означали слова матери. Но волновалась мало. Потому что знала: папа никогда ее не бросит. Потому что любит больше своей жизни. Он сам так говорил, тысячу раз, зарываясь в пушистую макушку дочери. Если у отца не случалось никаких дел на редкие выходные, он усаживал Алю в свою машину и увозил на целый день. Они катались по городу, обедали в настоящих взрослых ресторанах, гуляли по парку и ходили в кино. И им двоим было очень весело.
Иногда к их компании присоединялась мама, но она быстро уставала. Через какое-то время начинала жаловаться на мигрень, пугалась аттракционов в луна-парке и очень нервничала, если обнаруживала на сапожке или белоснежном финском пальто хоть капельку грязи.
Папа, глядя на нее, морщился, становился угрюмым и неразговорчивым. Тогда и у Али портилось настроение. Поэтому маму решено было с собой не брать.
– Лена, не мучайся, погуляй по магазинам, пообщайся с подругами, а мы с Алькой как-нибудь сами управимся, – сказал он маме однажды утром.
– Но, Валера, мы же семья, и должны проводить досуг вместе, – возражала мама.
Аля закончила споры искусно:
– Мамочка, ты так устаешь! А потом долго лежишь и страдаешь! Отдыхай и не волнуйся за нас!
Мама поцеловала Алю и улыбнулась:
– Ах, детка! Разве я смогу тебе отказать?
Вот так Аля заполучила себе папу целиком в личное пользование. И мама им нисколько не мешала. Пусть себе болеет на здоровье, она ведь на пенсии. А все люди, которые находятся на пенсии, всегда чем-нибудь болеют.
Правда мама совсем не была похожа на старушек-пенсионерок. Те – старенькие, седые, беззубые, вечно сидели на скамеечках и судачили о том о сем. А мама была красивая, похожая на Снежную Королеву. От нее вкусно пахло. Она со вкусом одевалась в отличие от старушек. Те вечно напялят на себя какие-то платочки и черные юбки. А зимой – уродливые сапоги «прощай молодость». Странно, конечно. Но век балерин – недолог. Потому что танцы – ужасно тяжелый, изматывающий труд. Так говорили все мамины подруги и часто жаловались на всевозможные болезни как старенькие бабушки.
Правда,
– Котенок, не называй меня бабушкой, прошу. Для тебя я – Ирина. Хорошо, детка?
Она и вправду не выглядела старой. От нее не пахло валокордином. Ирина щеголяла в туфельках на высоченных каблуках, а в прическе – ни единого седого волоска. И зубы – все на месте. Она любила повторять:
– Аля – вылитая моя прабабка! Такие же глаза, лицо, настоящая полячка! Ах, если бы не эти проклятые большевики, то мы жили бы как князья!
Аля знала от Ирины, что где-то в Польше до сих пор стоит их фамильный замок. А род бабушки длится от древней династии князей Огинских, и красота женщин рода воплотилась в Алине. Поэтому бабушка громко восклицала, что внучка наследует все, что нажито честным трудом в этом «ужасном тоталитарном государстве».
– Мама! – шикала на Ирину Елена, стараясь отправить Алю куда подальше из квартиры.
Еще у Али была другая бабушка, проживающая в деревне. И она была самая настоящая: седенькая, кругленькая и очень добрая. Бабушка Маша, мама папы. Она никогда не приезжала в гости. А Аля была в деревне только один единственный раз. Ей там очень понравилось: бегай, сколько хочешь, играй и дружи, с кем хочешь. Воля вольная! И речка текла на воле, а не в граните. И рогатые коровы гуляли по полю, и птицы не сидели в клетках, и рыбы не плавали в тесных аквариумах!
Аля каждое лето просилась к бабушке Маше в деревню, но мама отчего-то начинала сердиться и срочно увозила дочку на море. На море, конечно, было замечательно, но…
Однажды она услышала, как родители ругаются из-за бабушки Маши. Мама шепотом кричала, что ни за что не допустит Алиного знакомства с «этой семейкой». Отец тоже кричал шепотом:
– Ты понимаешь, что творишь? Она мне – мать!
– Я ничего не имею против твоей матери, но ведь там, наверное, постоянно торчит твоя дебелая женушка со своей истеричной родственницей. И отпрыск!
– А что плохого в том, чтобы они встретились?
– Ничего. Достаточно с них алиментов. И вообще, закроем этот разговор! – шепот матери переходил на ледяной тон.
Отец тоже начинал повышать голос:
– Если бы я знал тогда, что ты из себя представляешь… Какая же ты… тварь!
– Прибереги плебейские выражения для своих… В противном случае… Один мой звонок куда надо отправит тебя в далеко-далеко в северные края, – ледяной тон обжигал холодом.
Аля тогда зажала уши. Родители скрывали какую-то гадкую тайну. Они обманывали ее. И этот тихий скандал определил всю дальнейшую жизнь Алины.
Предыдущая глава>
Начало>
За Натальей начал ухаживать мужчина. Он дарил ей гвоздики, приглашал в кино, говорил комплименты. Ей нравилось внимание, нравились цветы и комплименты. Но дальше походов в кино дело так и не зашло. Просто ей было приятно ощущать себя все такой же молодой и привлекательной. Наталья была по-прежнему свежа и очаровательна.
Ложилась спать с улыбкой: желанна, хороша собой! Здорово! Совсем не похожа на серую «брошенку», как любила ее называть маманя. Вовсе и нет! Стоит ей только слово сказать, и мужчина, влюбленный в нее, на руках Наталью в ЗАГС понесет! Он сильный! Он может! Но…