Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
Шрифт:
Чуть улыбнувшись ее оговорке, Пушкин помотал головой:
– Я в таких предметах не силен. А вот басни ему удались, их я читал. И еще у него есть по-французски «Путешествие вокруг моей комнаты». Занятно.
Наташа рассмеялась, подняв лицо к мужу. Она сидела у его ног на ковре, сложив руки на его коленях и положив голову, а Пушкин с удовольствием перебирал ее нежные как шелк волосы. Это была их любимая поза, до самой трагической развязки их судьбы Пушкины будут вот так сиживать.
Однако московское счастье продлилось
Как и предвидела Екатерина Ивановна, ужиться с тещей поэт не смог, привыкшая к полному подчинению своих детей, Наталья Ивановна ожидала того же и от зятя. Но не тут-то было, он не только сам подчиняться тещиным замашкам не захотел, и Наталью свою живо от родительского дома отвадил.
А Гончарова-старшая ярилась сильнее и сильнее. Зять не столь богат, чтобы содержать всю семью, муж все чаще страдал помутнением рассудка, превращаясь в настоящую обузу, свекор продолжал загонять имение в долги, денег не было, а проблемы все росли. И помощи ждать было просто неоткуда. Афанасий Николаевич не допускал к управлению имением никого, а временами даже поговаривал о намерении его продать. Оставить семью вообще без Полотняного Завода было преступлением, но долги росли как снежный ком.
Теща злилась и вымещала злость на зяте.
Пушкина хватило на три месяца, вернее, еще раньше он начал заводить разговор о том, чтобы вернуться в Петербург. Приближалось лето, и провести его и осень можно на даче с превеликим удовольствием.
– Я покажу тебе Царское Село, наш Лицей… покажу столь прекрасные места… Там все поэзией дышит, сердце радуется. А уж осенью Царское Село и вовсе сказка…
Наташа смотрела на мужа блестящими счастливыми глазами, она готова ехать с ним куда угодно, в блестящий Петербург тем более.
Я ЖЕНАТ – И СЧАСТЛИВ
Переехали в мае, некоторое время тихо прожили в Петербурге, в гостинице Демута, вполне привычной для Пушкина, но необычной для Наташи. Но для нее за пределами родительского дома все необычно. Пушкин не спешил показывать свою красавицу сразу всем, познакомил только с Карамзиными и их кругом. Наташа очень понравилась, но куда больше друзей поразило поведение поэта. Таким Пушкина не видел никто и никогда.
Тот, от кого женщины знали только напор и желание подчинить немедленно, кто с легкостью писал амурные стихи в альбомы, вдруг стал серьезен и внимателен. Пушкин оберегал свою жену, как прекрасный цветок, нежный и хрупкий, он был заботлив до удивления, счастлив и строг одновременно. Глаза светились этим счастьем при одном взгляде на свою красавицу.
Друзья радовались и беспокоились одновременно, невозможно, чтобы поэт был счастлив долго, чем все закончится? И главный вопрос: на что Пушкин будет содержать семью?
Он думал об этом, но пока деньги от залога Болдина – 40 000 рублей – еще не закончились, и можно бы пожить в свое удовольствие и к своей радости.
В доме Китаевой в Царском Селе семь комнат с отдельным входом на лето арендовал поэт Пушкин с молодой супругой.
Жили тихо и
Хозяйка решила спросить, не надо ли чего, и поутру зашла на половину постояльцев. Вдове личного камердинера покойного императора Александра Якова Китаева Анне очень нравились нынешние постояльцы, а ведь ее немало пугали слухами о беспутной жизни поэтов. Ничего подобного, уже который день живут с молодой женой и никакого шума или попоек. А уж жена у Пушкина и вовсе прелесть – молоденькая и к тому же красавица и тихоня. Он вокруг супруги точно клуша вокруг цыпленка: и этак угодить старается, и этак…
Навстречу Анне с кресла, где сидела с рукоделием, поднялась Наталья Пушкина, приложила палец к губам, призывая к тишине.
– Что так? Болен Александр Сергеевич или спит еще?
Долгонько что-то спит-то, уж двенадцатый час, полдень скоро. Наталья Николаевна покачала головкой:
– Нет, он по утрам работает. Просил не шуметь.
– А…
Столь серьезное отношение к занятиям мужа со стороны жены внушило и Анне Китаевой уважение. В двери, ведущей в мезонин, где был кабинет, показался сам Пушкин:
– Здравствуйте, Анна Николаевна! А я думаю, кто к нам пришел, не резвая ли Россет?
– Мы же тихонько, Саша… Пушкин, – смутилась жена.
– Да я закончил на сегодня. Не желаете ли послушать, что сочинил?
Анна Китаева запомнила: «…царь Салтан, с женой простяся, на резва коня садяся…» Как ловко пишет, строчки словно сами в память лезут! Недаром твердят, что лучше Пушкина поэта в России нет.
Глаза Натали Пушкиной тоже блестели, сказка у Пушкина получалась светлая и радостная…
– Не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить… А ты можешь?
Глаза Пушкина смотрели насмешливо, она задорно улыбнулась:
– Могу.
– А ну-ка…
Наталья живо вспомнила свои детские уроки словесности, касающиеся написания русских стихов:
– Ямб состоит из двух слогов, из которых первый короткий, а последний долгий. Пример: живу. Хорей, состоя подобно ямбу из двух же слогов, имеет первый слог долгий, а второй короткий. Пример: время.
Ее глаза смотрели чуть лукаво: что, мол, съел? Он восхищенно ахнул и присел поближе:
– А дактиль тоже знаешь?
Наташа кивнула с довольным видом:
– И анапест тоже. У них по три слога, только у дактиля первый долгий, а у анапеста последний: мужество, человек.
Пушкин внимательно вгляделся в лицо жены:
– Сознайся, и стихи писала?
На щеках выступил заметный румянец:
– Писала. Прочесть?
Сначала он кивнул, но тут же вскочил, почти забегал по комнате:
– Нет! Нет, не нужно! На нашу семью одного рифмоплета достаточно!
Жена почти испуганно смотрела на Пушкина. Конечно, ее стихи не в пример слабее, но почему же нельзя прочесть? В душе шевельнулась обида, однако Таша постаралась погасить. Он ПОЭТ, он имел право не читать чужих слабых стихов.