Наталья Гончарова
Шрифт:
Что касается двадцати одного имени второй половины списка, то относительно их принадлежности у комментаторов и вовсе нет согласия:
Мария Анна Софья Александра Варвара Вера Анна Анна Анна Варвара Елизавета Надежда Аграфена Любовь Ольга Евгения Александра Елена Елена Татьяна АвдотьяМарией
Не вызывают споров Софья — Софья Федоровна Пушкина и Александра — Александра Ивановна (Алина) Осипова, которой посвящено стихотворение «Признание».
В таком случае Варвара — это, возможно, Варвара Черкашенинова.
Вера, как полагала Т. Г. Цявловская, — это княгиня Вера Федоровна Вяземская.
Три Анны — Анна Петровна Керн, Анна Николаевна Вульф и Анна Ивановна Вульф, их тверская кузина Нетти («За Netti сердцем я летаю…»).
Вторая Варвара и Елизавета — сестры Ермолаевы, дочери старицкого помещика Дмитрия Ивановича Ермолаева.
Надежда — вероятно, Надежда Борисовна Святополк-Четвертинская, вспоминавшая, как Пушкин бывал у них в доме и танцевал с ней.
И конечно же Аграфена — это графиня Аграфена Федоровна Закревская.
Никаких предположений не существует лишь в отношении имен Любовь и Евгения. Расположенная между ними Ольга соотносится с крепостною любовью поэта — Ольгой Михайловной Калашниковой.
Александра — по-видимому, Александра Александровна Римская-Корсакова, которой посвящены стихи LII строфы седьмой главы «Евгения Онегина»: «Красавиц много на Москве».
Имена двух Елен относят и к Елене Николаевне Раевской, и к Елене Федоровне Соловкиной, которой в Кишиневе был увлечен Пушкин, а также к неизвестной Елене, помянутой в строках едва начатого в 1829 году стихотворения «Зачем, Елена, так пугливо…».
Татьяна — скорее всего, московская цыганка Татьяна Демьянова.
Наконец, Авдотья — Евдокия Ивановна Овошникова, воспитанница театрального училища в Петербурге, выпуска 1822 года, упомянутая в послании к Всеволожскому «Прости, счастливый сын пиров», а также в программе романа «Русский Пелам».
Второй список включил в себя всех, кто, вне зависимости от их социального статуса, сыграл заметную, но всё же не такую значительную роль в истории пушкинских романов, как охваченные первым списком. Главное же — мы находим в нем имена тех, кто не совсем отошел в прошлое, в какой-то мере продолжал играть роль в реальной жизни Пушкина еще совсем недавно или даже играл ее ко времени создания списка.
Кто бы ни скрывался за каждым именем, очевидно, что с большинством из поименованных Пушкина связывали мимолетные романы, нежная привязанность и только с немногими — глубокие любовные переживания, отравленные жестоким кокетством его избранниц и ревностью к соперникам. Юные же создания, как мы видели, предпочитали Пушкину других. Наталья Гончарова, замыкавшая список тех, кто вызвал у поэта наиболее яркие чувства, оказалась первой, отдавшей предпочтение Пушкину.
«Роман в письмах»
Двенадцатого октября Пушкин отправляется из Москвы в Петербург с заездом в тверские деревни, пребывание в которых действовало на него целительным образом. Среди
В письме Саши из Петербурга, адресованном в деревню подруге Лизе, среди светских новостей на первом месте сообщается, что «роман Елены Н. и графа Л. кончается — по крайней мере он так приуныл, а она так важничает, что, вероятно, свадьба решена». Речь заходит о Владимире: «Зачем же не выйти за него — ты бы жила на Английской набережной, по субботам имела бы вечера и всякое утро заезжала бы за мною». Таков идеал петербургской барышни: жить в самом аристократическом месте столицы, устраивать светские приемы, иметь собственный выезд и делать визиты.
Лиза отвечает: «Нет, милая моя сваха, я не думаю оставить деревню и приехать к вам на свою свадьбу. Откровенно признаюсь, что Владимир** мне нравится, но я никогда не предполагала выйти за него. Он аристократ — а я смиренная демократка. Спешу объясниться и заметить гордо, что родом принадлежу я к самому старинному дворянству, а что мой рыцарь внук бородатого мильонщика. Но ты знаешь, что значит наша аристокрация. Как бы то ни было, ** человек светский; я могла ему понравиться, но он для меня не пожертвует богатой невестой и выгодным родством. Если я когда-нибудь выйду замуж, то выберу здесь какого-нибудь сорокалетнего помещика. Он станет заниматься своим сахарным заводом, я хозяйством — и буду счастлива, не танцуя на бале у гр. К. и не имея суббот у себя на Английской».
В следующем письме Лизы мы читаем: «Тот, от которого убежала, кого боюсь я как несчастья, ** здесь. Что мне делать? Голова моя кружится, я теряюсь…» Так Пушкин дарит героине романа свои ощущения: «…голова моя закружилась».
И вот уже рассказ Лизы воспринимается так, как будто это Натали пишет о Пушкине: «Ты заметила прошедшею зимою, что он от меня не отходил. Он к нам не ездил, но мы виделись везде. Напрасно вооружалась я холодностью, даже видом пренебрежения, — ничем не могла я от него избавиться. На балах он вечно умел найти место возле меня. На гулянье он вечно с нами встречался, в театре лорнет его был устремлен на нашу ложу».
За обедом, когда героиня «спросила довольно некстати, по делам ли он приехал в нашу сторону», он ответил вполголоса: «Я приехал по одному делу, от которого зависит счастье моей жизни». Очевидно, эту фразу произнес Пушкин в подразумеваемом разговоре с Натали.
Саша пишет в ответ те слова, которые так хотел бы услышать Пушкин: «Мой совет: обвенчаться как можно скорее в вашей деревянной церкви и приезжать к нам, чтобы сделаться Форнариной [31] в картинах, которые затеваются у С **. Поступок твоего рыцаря меня тронул, кроме шуток. Конечно, в старину любовник для благосклонного взгляда уезжал на три года в Палестину; но в наши времена уехать за 500 верст от Петербурга, для того чтоб увидеться со владычицей своего сердца, — право, много значит».
31
Форнарина— возлюбленная и натурщица великого художника Рафаэля Санти, позировавшая ему, в частности, для «Сикстинской мадонны» (1512–1513).