Наталья Гончарова
Шрифт:
Так же беспардонно вел себя и Николай Иванович Павлищев, женатый на сестре Пушкина, постоянно требовавший денег, ссылаясь при этом на нужду, которую испытывает Ольга Сергеевна, вне зависимости от того, жил он с ней вместе или находился за тысячу верст. Ольга не однажды писала мужу, что его письма брат сжигает не читая. Тем не менее все они дошли до нас. Первое, относящееся как раз ко времени отъезда Натальи Николаевны в Полотняный Завод, было послано им Пушкину на Святой неделе 26 апреля 1834 года без какого-либо, хотя бы формального, поздравления с Пасхой, а с одними лишь денежными претензиями.
Болдино приносило 22 тысячи рублей в год, но одного казенного долга на нем числилось 190 тысяч, требовавших уплаты 12 процентов в год, так что чистого дохода оставалось едва десять тысяч. Из них по
Заканчивая одно из писем жене в начале мая 1834 года, Пушкин признается: «Лев Серг. и отец меня очень сердят, а Ольга С. начинает уже сердить. Откажусь ото всего — и стану жить припеваючи».
В день своего рождения в 1834 году поэт пишет Наталье Николаевне: «Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, кажется, выдти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерской мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства. И я уверен, что тебе не труднее будет исполнять долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Вот тебе и мораль».
Восьмого июня Пушкин разъясняет задержку денег, хотя, судя по всему, жена и не беспокоит его по этому поводу: «Денег тебе еще не посылаю. Принужден был снарядить в дорогу своих стариков. Теребят меня без милосердия. Вероятно, послушаюсь тебя и скоро откажусь от управления имением. Пусть они его коверкают, как знают; на их век станет, а мы Сашке и Машке постараемся оставить кусок хлеба». В следующем письме, сообщая о том, что отправил родителей в деревню, он повторяет: «Уж как меня теребили; вспомнил я тебя, мой ангел. А делать нечего. Если не взяться за имение, то оно пропадет же даром, Ольга Серг.<еевна> и Лев Серг.<еевич> останутся на подножном корму, а придется взять их мне же на руки, тогда-то наплачусь и наплачусь, а им и горя мало. Меня же будут цыганить. Ох, семья, семья!»
Около 19 июня 1834 года в очередном письме жене Пушкин снова возвращается к этой теме: «Здесь меня теребят и бесят без милости. И мои долги и чужие мне покоя не дают. Имение расстроено, и надобно его поправить, уменьшая расходы, а они обрадовались и на меня насели. То — то, то другое».
Каждый день приносит неутешительные известия из Болдина, о чем 30 июня Пушкин сообщает Наталье Николаевне: «Посланный мною новый управитель нашел всё в таком беспорядке, что отказался от управления и уехал. Думаю последовать его примеру. Он умный человек, а Болдино можно еще коверкать лет пять». О том же написал он и в Тригорское Прасковье Александровне Осиповой: «Я не могу довериться ни Михайле, ни Пеньковскому, ибо знаю первого и не знаю второго. Не имея намерения поселиться в Болдине, я не могу и помышлять о том, чтобы восстановить имение, которое, между нами говоря, близко к полному разорению; я хочу лишь одного — не быть обворованным и платить проценты в ломбард». Пушкин завершает письмо к Осиповой примерно тем же, о чем писал Наталье Николаевне: «Вы не можете себе представить, до чего управление этим имением мне в тягость. Нет сомнения, Болдино заслуживает того, чтобы его спасти, хотя бы ради Ольги и Льва, которым в будущем грозит нищенство или по меньшей мере бедность. Но я не богат, у меня самого есть семья, которая зависит от меня и без меня впадет в нищету. Я принял имение, которое не принесет мне ничего кроме забот и неприятностей».
В числе причин, задерживающих его в Петербурге, Пушкин называет жене хлопоты о залоге имения и заключает: «Как ты права была
В тот день, когда Наталья Николаевна, прибывшая с сестрами из Полотняного Завода, въехала в дом Баташева, Пушкин был в дороге. 4 октября 1834 года он добрался до гончаровского дома в Москве, недавно покинутого женой с детьми. В ту пору Пушкин затеял еще один проект, которому не суждено было осуществиться, — приобретение с торгов имения Гончаровых Никулино. В расходной книге гончаровского дома зафиксирована покупка для него необходимой гербовой бумаги: «Октября 7-го Гербовой бумаги куплено для Александра Сергеевича Пушкина на доверенность — 3 р. 75 коп.; Заплачено за расписание в Гражданской Палате доверенности — 5 р. 70 коп.». Доверенность от имени Пушкина на ведение дела по приобретению Никулина была выдана чиновнику 14-го класса С. Г. Квасникову, некоторое время управлявшему тещиным Яропольцем и пользовавшемуся доверием семьи Гончаровых, называемому Натальей Николаевной кумом.
«8 октября 1834 г. Москва.
Милостивый государь Сергей Гаврилович.
Известился я из Московских ведомостей, что имение покойного надворного советника Афонасия Николаевича Гончарова, состоящее Калужской губернии Медынского уезда в деревнях Никулине-Абрасцове и Сычевицыной, около 80 душ, продается за неплатеж долга Калужскому приказу общественного призрения, то по сему случаю прошу вас явиться к торгам, быть при оных и купить те души собственно для меня, естьли признаете выгодным, и, буде торг состоится за мною, то и деньги внеся, просите о выдаче на мое имя данной и о вводе меня тем покупным имением во владение; естьли потребно будет по сему делу — подавать какие-либо прошения, объявлении и всякого рода бумаги, то и оные от имяни моего за вашим рукоприкладством подавайте и действуйте как бы я сам лично, ибо я во всем том вам верю, и что вы по сему законно учините, впредь спорить и прекословить не буду.
Двора Его Императорского Величества камер-юнкер Александр Сергеев сын Пушкин из дворян титулярный советник».
Доверенность явно была составлена и написана чиновником Гражданской палаты, которому за то было уплачено, но подписана она Пушкиным. Пушкин действительно мог прочесть сообщение о продаже имения в газете «Московские ведомости». Первый раз оно было помещено в субботнем выпуске газеты от 28 июля и повторено 12 августа:
«Калужский Приказ Общественного Призрения сим извещает, что в присутствии онаго будут продаваться просрочен-ныя недвижимыя имения Надворного Советника Афанасия Гончарова, состоящие в Медынском уезде:
1е. В деревнях: Сицевицыной 26 и Образцовой 9, всего 35 душ
и 2е. В деревне Никулине 48 мужеска пола душ со всеми принадлежащими к ним угодьями и землею, на сроки 8-го, 10-го и 12-го числ Октября 1834 года».
Никулино находилось в пятидесяти пяти верстах от Полотняного Завода в живописном месте на берегу реки Шани. Переговоры о его приобретении велись конечно же еще во время пребывания Пушкина в Полотняном Заводе. Скорее всего, было обусловлено частичное или даже полное погашение недоданного Наталье Николаевне приданого за счет той части суммы, которая после продажи имения с торгов по уплате всех долгов должна была достаться Гончаровым. Вполне вероятно, что Пушкин, возможно, вместе с Натальей Николаевной, посетил свое предполагаемое будущее имение. По внутреннему семейному порядку Гончаровых Никулино хотя и являлось составной частью майората, но считалось за ней. Об этом свидетельствует «Продажная запись от мая 1842 года», в котором среди прочего значится: «…а для меня, Наталии Николаевны, отпущенного на волю Ивана Калашникова, которого для платежа за него податей и повинностей обязуюсь перечислить к собственному заселенному недвижимому имению, состоящему Калужской губернии Медынского уезда в селе Никулино».