Натянутый лук

Паркер К. Дж.

— Все в порядке, — сказал Горгас, довольно омерзительно улыбаясь. — Я бы не смог такое сделать, даже если бы захотел. И я, честное слово, понятия не имею, что случилось с твоим братом в ту ночь. У меня очень отдаленное представление о том, как управлять кораблем.

Ветриз почувствовала, как в какой-то части ее мозга, которая продолжала функционировать, все начало становиться на свои места.

— Ты — как там говорил Алексий? — натурал. Ты умеешь проворачивать трюки, которые кажутся волшебством, но на самом деле никаким волшебством не являются.

Горгас серьезно кивнул:

— Примерно так. По правде говоря, я даже не уверен, что это я; нет, не то. Скажем, очень небольшая часть меня умеет это делать, но эта часть —

очень злая и разрушительная. Когда возникает проблема и все части меня соединяются в одно целое, чтобы принять решение, эта часть всегда проигрывает. Будь у меня склонность к мелодраме, которой у меня, к счастью, нет, я назвал бы это дьяволом во мне, что в общем-то абсолютно неверно. Создается впечатление, будто мною играет какая-то внешняя сила, хотя на самом деле все вовсе не так. Та часть меня, которая неестественно присоединена к Принципу, обладает странной способностью существовать и в будущем, и в прошлом, и в настоящем. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, это то, что такова компенсация мне за все время, которое я должен проводить в своем прошлом, а оно отнюдь не самое приятное место на земле. Имеет ли все это какой-нибудь смысл, как по-твоему?

— Честно говоря, я плохо в этом разбираюсь. — Горгас вздохнул.

— Как и все остальные. Даже эксперты. Даже твой друг Алексий, который знает о Принципе больше всех, я спрашивал его. Что более важно, я спрашивал его, когда он не видел.

Хочешь сказать, что проник…

— Проник в его мысли? — Горгас пожал плечами. Тем временем Бардас уходил, он был уже в нескольких ярдах, разглядывая чье-то тело, но она не могла понять… Обзор закрывала нога Горгаса. — Тебя послушать, так я какой-то метафизический грабитель. По его мнению, Принцип… черт, я ничего не понял из того, что он мне рассказывал, слишком много технических терминов, но, похоже, лучшее сравнение — чашка с водой на столе, когда мимо проходит стадо быков или рота солдат. Ты не видишь, что заставляет стол вибрировать, однако на воде в чашке появляется рябь, и твое отражение исчезает. Алексий говорит, что Принцип — это быки или солдаты, а чашка — наш мозг, который может слабо улавливать существование Принципа, но не способен воспринимать его. Позволю себе не согласиться. Я думаю, что видения — или как вы их там называете, — которые у меня бывают время от времени, не что иное, как моменты, когда движение времени останавливается. Я даже скажу больше, движение останавливается только тогда, когда оно ждет чего-нибудь, — я вижу что-то, когда история может принять то или иное направление, но в этот момент курс еще не выбран. Это балансирование между движением вперед и назад, и если я не упущу шанс встать на ту или иную чашу весов… Но все это просто метафизический вздор. Однажды я видел, как Алексий наблюдал за борьбой моего брата в суде и пытался склонить весы против него, поэтому я вспрыгнул и склонил их в другую сторону, и у меня ощущение, что так как я понятия не имел, что делал, то склонил весы слишком сильно и повлиял на многие другие вещи — вещи, о которых я тогда не знал, о некоторых не знаю до сих пор. А теперь что-нибудь проясняется?

— Почти столько же, сколько до объяснения. Ничего, продолжай. Я умерла и теперь никуда не спешу.

— Верно. Еще я не понимаю, — продолжал Горгас, — почему постоянно с тобой сталкиваюсь. Ты это заметила?

— Еще бы!

— Уверяю тебя, это происходит не по моей воле. Я пытался разузнать побольше о тебе, и мне очень многое удалось раскопать, — добавил он, самодовольно ухмыляясь. — А именно то, что ты такой обычный, ничтожный человек, что в твоей жизни не происходит ничего примечательного.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Во время своих похождений я встретил весьма прелюбопытных типов. Во-первых, конечно, Алексия и свою свихнувшуюся, отвратительную племянницу и сестру. Признаюсь,

я был в шоке, когда встретил ее. Ну и Бардаса, хотя он не из них. Как будто кто-то затащил его, может, из-за Ньессы и меня. И умницу Геннадия, у которого намного больше врожденных способностей, чем у Алексия, но намного меньше ума, и совсем недавно появилась студентка из Фонда в Шастеле, она — выдающаяся личность, я заглядывал в ее будущее, она многого добьется. А ты… Признаюсь, я озадачен. И вот ты здесь, мертвая, так ничего и не достигшая за свою короткую, жалкую жизнь. Это убивает меня.

— Мне очень жаль. А теперь мне уже можно проснуться?

— О, почему бы нет? — сказал Горгас.

…она резко села в постели и закричала:

— Вен!

С кровати на противоположном конце комнаты раздалось шуршание и недовольное ворчание.

— Спи, — пробормотал брат.

— Вен, ты спал? Только что? — Венарт поднялся на локте.

— О чем ты? — спросил он заспанным голосом.

— Тебе не снился лысый человек? Ну же, это важно.

— Не знаю. — Венарт потер глаза кулаками. — Не помню, никогда не запоминаю сны. Эй, успокойся, а? Сейчас ночь.

Ветриз вздохнула. Голова у нее шла кругом. Она встала и налила немного воды в чашку, выпила и снова вернулась в постель.

— Извини. Просто приснился страшный сон.

— Слишком много сосисок съела на ночь, — устало ответил Венарт. — Пора бы уже запомнить, как они на тебя действуют. А теперь спи.

Ветриз легла, но больше не хотела закрывать глаза. Прямо как в детстве, когда она часами не могла уснуть, думая, что кто-то страшный и большой сидит под кроватью или спрятался за занавесками. Еще она злилась и чуть-чуть волновалась. Нет, уснуть просто невозможно!

— Вен, — позвала девушка.

— Отстань.

— Вен, когда поплывем домой, будь осторожен, ладно?

— Нет, я специально врежусь в первую же скалу на нашем пути тебе назло. Будет больше мяса для твоих любимых сосисок.

— Хорошо, — сказала Ветриз. — Но ты будешь осторожен? Обещаешь?

— Обещаю. Все что угодно, только бы ты замолчала и дала мне поспать.

Она услышала скрип матраса, когда брат переворачивался на другой бок, и вскоре по комнате разнесся громкий храп. Ветриз закрыла глаза и представила себе голубей на высоком дереве. Эта картина всегда успокаивала ее. Мертвая, — подумала она, — и я тоже там была, в мертвом теле; как отвратительно. Хотя, с другой стороны, мы все, в сущности, живые частички в неживых телах. Но обычная и ничем не примечательная… А почему бы и нет? Намного меньше проблем, чем у примечательных людей. Лучше прожить скучную жизнь и мирно умереть.

Она пыталась представить себе, как голуби расправляют крылья и взмывают в воздух, но по картинке будто пробежала рябь, как по поверхности пруда после того, как бросишь туда камешек. Может, если они отправятся в плавание на день раньше или позже… но ведь видение не указывало на конкретный день? Сколько угодно пытайся схитрить и изменить будущее, все это бесполезно: если они уедут на день позже, то тогда шторм и начнется, а не тогда, когда они решили сначала. А может, остаться на Сконе навсегда? Просто ради эксперимента? Предположим, они останутся здесь на всю жизнь? Но она знала, что это вызовет еще более ужасную цепь событий, которые приведут к намного более неприятной судьбе, чем кораблекрушение.

Может (размышляла она, проваливаясь в сон), все это неправда, он просто послал в ее мозг эту картинку, чтобы они не уезжали? Но зачем это ему? Неясно. Замышляет какое-то волшебство?.. Не существует никакого волшебства. И у него нет никаких причин хотеть чего-нибудь от такой заурядной и обычной личности, как она.

Девушка начала засыпать, и вскоре голуби снова стали летать, садиться на ветви дерева и петь; и если в ту ночь ей снились еще какие-нибудь сны, к утру она все забыла.