Натюрморт из Кардингтон-кресент
Шрифт:
— Бедняжка Сибилла… По всей видимости, у нее был выкидыш. Она же не осмелилась никому об этом сказать. Представляю себе, как ненавистен ей был Юстас с его вечными разговорами о том, как это замечательно, что она, наконец, подарит Уильяму наследника! Не удивительно, что она смотрела на него с таким отвращением. А эта жуткая старуха с ее вечными речами о детях… О боже! Сколько душевных ран мы порой причиняем другим людям!
Питт посмотрел на Страйпа. Тому было явно не по себе, что он стал невольным свидетелем разговора на столь деликатную тему. Впрочем, еще обиднее было то, что он не понял и половины сказанного. Ведь, как выясняется, есть масса неприятных вещей, которые
— Спасибо, — кивнул Питт. — Это вряд ли нам чем-то поможет, и я не вижу резона говорить об этом родственникам. Пусть ее секрет останется с нами.
— Да, сэр, верно, — пролепетал Страйп и с видимым облегчением удалился.
Шарлотта подняла глаза и улыбнулась. Ей не нужно было произносить слов похвалы в адрес мужа: в них просто не было необходимости.
Ленч прошел в таком же гнетущем молчании, что и завтрак. Эмили сидела за общим столом скорее из желания бросить вызов, ничуть не заблуждаясь на тот счет, что здесь ей будет так же неуютно, как и в одиночестве у себя в комнате. Второй причиной было ощущение того, что капкан вокруг нее сжимается все теснее, и если только не отыщется какой-то выход, ее непременно обвинят в убийстве мужа.
Шарлотта рассказала ей о том, как, проследовав за Тэсси по пятам, выяснила, что, собственно, представляют собой ее ночные прогулки и откуда берутся пятна крови на ее платье. Потому что трудные роды — вещь довольная грязная. В свете лампы послед может выглядеть как кровавое пятно. Неудивительно, что на лице Тэсси застыло выражение блаженства: ведь она только что стала свидетельницей появления на свет новой жизни. И как это далеко от безумия, в котором ее подозревали!
Этим утром в дом заглянул Томас: поговорил с Шарлоттой и, никому ничего не сказав, снова ушел — по всей видимости, по делам. Хотя, если быть до конца честной, Эмили не знала, о чем еще она могла его спросить.
Безучастно гоняя по тарелке кусок холодной курицы, она из-под ресниц обвела глазами стол. Тэсси была в полном рассудке и как будто светилась изнутри счастьем, которое были бессильны погасить любые беды других людей. Эмили даже была готова за нее порадоваться, и лишь какая-то крошечная часть ее «я», которую она с удовольствием вырвала из себя, испытывала нечто вроде ревности. Впрочем, у нее как будто камень с души свалился: ведь теперь отпал повод подозревать бедняжку Тэсси и в убийстве Джорджа, и в убийстве Сибиллы. Эмили же не хотелось, чтобы этот повод вообще когда-либо существовал. Скорее, причиной стал рассказ Шарлотты о странном эпизоде на лестнице, и вот теперь он прояснился, причем самым неожиданным образом.
На дальнем конце стола, сверкавшего белоснежной скатертью и георгианским столовым серебром — правда, несмотря на лето, без каких-либо ваз с цветами, — сидела старая женщина в черном, глядя перед собой водянисто-голубыми глазами. Судя по всему, она до сих пор оставалась в неведении относительно намерения Тэсси выйти замуж за помощника викария, равно как капитуляции Юстаса и тех причин, что подтолкнули его к такому решению. И уж, конечно же, относительно ночных вылазок Тэсси. Потому что знай она обо всем этом, на ее лице читались бы не только холодная неприязнь и нескрываемая спесь. Впрочем, нетрудно было предположить, что за этим ледяным фасадом скрывается нечто большее, а именно леденящий душу страх. Ведь что ни говори, а под крышей их дома было совершено два убийства. Даже Лавиния Марч была бессильна притворяться перед самой собой, будто в их доме поселилась некая посторонняя сила. Так что убийца — наверняка один из домочадцев.
Правда, Эмили предпочитала помалкивать о своих
Как будто догадавшись, о чем она думает, старуха подняла глаза от тарелки и смерила ее ледяным взглядом.
— Полагаю, Эмили, что завтра после похорон вы вернетесь к себе домой, — сказала она, высокомерно выгнув одну бровь. — Думаю, при необходимости полиция отыщет вас и там, хотя, похоже, полицейские не слишком утруждают себя поисками.
— Разумеется, я здесь не останусь, — холодно бросила в ответ Эмили. — Я только потому здесь и задержалась, что так было удобнее для полиции. А также для того, чтобы поддержать семью в трудную минуту. Думаю, обществу нет нужды знать, насколько мы все неприятны друг другу и как вместо поддержки и сочувствия, наоборот, отравляем существование своим близким. — Эмили сделала глоток вина. — Хотя, скажу честно, мне непонятно, откуда у вас такая уверенность в том, будто полиция бессильна раскрыть эти убийства.
Эмили нарочно употребила это ужасное слово, чтобы посмотреть, как лицо Лавинии сморщится в гримасе отвращения.
— Полиции наверняка известно гораздо больше, чем они вам говорят. А вот нам наверняка скажут. В конце концов арестуют ведь кого-то из нас.
— Неужели? — сердито вмешался Юстас. — Вы забываетесь, Эмили. Такого рода ремарки совершенно ни чему, тем более за столом.
— Разумеется, это один из нас, глупец, — бросила ему старуха. Рука ее тряслась с такой силой, что она расплескала вино, и на белоснежной скатерти расплылось кроваво-красное пятно. — Всем известно, что это Эмили, и, похоже, ты единственный, кто об этом еще не догадывается.
— Бабушка, не говорите чушь! — впервые с того момента, как они вошли в столовую, подал голос Уильям. Более того, насколько помнится, за завтраком он тоже не проронил ни слова.
Бледный, со впалыми щеками, он напоминал привидение, как будто Сибилла забрала с собой в могилу все его жизненные силы. Шарлотта как-то раз поймала себя на мысли о том, что опасается, как бы он не упал во время похорон в обморок: за последние дни Уильям как будто превратился в ходячий труп.
Лавиния Марч резко развернулась к нему, чтобы что-то сказать, однако, заметив выражение лица внука, не стала спорить.
— Лично я сильно сомневаюсь, что это Эмили, — продолжил Уильям. — Ревность, как мотив к убийству, может быть приписана не только ей, но и мне. Хотя, сказать по правде, ревность здесь ни при чем. Интрижка была банальная, мимолетная, ни к чему не обязывающая, и мы оба, Эмили и я, это прекрасно знали. Возможно, вы были не в курсе, но ведь это вас и не касалось. — Уильям умолк, чтобы сделать глоток вина. Голос его звучал хрипло, как будто у него болело горло. — И второй мотив, который вы ей приписываете, — что, мол, Джек вскружил ей голову, что, в принципе, звучит вполне правдоподобно. Так вот: Эмили не первая его победа…