Научи его плохому, или как растлить совершеннолетнего
Шрифт:
Я присмотрелась. Потом еще раз, будя смутные воспоминания. После чего спросила ее:
– Это то, что я думаю?
Лора закивала так, что мне стало тревожно – кабы голова не отвалилась.
– Пап, ты этот нож где взял?
– Так в лесу нашел, – с готовностью ответил он.
– Прямо так в лесу ножи и валяются? – усомнилась я.
– Да он во пне торчал, я и взял. Думаю – пригодится. Я же, доча, однажды просыпаюсь – чу! – а вокруг меня елки, а рядом пень, весь ножами утыканный… О, думаю – допился. А потом смотрю, и правда елки, правда
– В общем так, – решительно сказала я. – Те ножи в пеньке принадлежат вот этой волчице, ясно? Так что дарить ты их права не имел, мужики, уж извините.
– Да ладно, все равно ведь не отдаст, – расстроено махнул Васька на оскалившуюся Святошу.
– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – довольно заключила я, в который раз поражаясь промыслу Божьему. Такое совпадение – если бы мы папеньку не нашли – не нашли бы и нож. И быть бы Лоре весь свой век в волчьей шкуре.
Пока отец прощался с собутыльниками, я смотрела на скулящую Лору и думала. Дэн меня после второго за день побега свяжет веревками и никуда не отпустит, да и бедная Святоша совсем в волчьей шкуре измучилась. Лето ведь, жарко поди животине.
И потому поехали мы не домой, поехали мы к пеньку. Мы с папенькой на мотоцикле, осторожно лавируя между сосен, а Лора, счастливо повизгивая, скачками неслась впереди и показывала дорогу.
И когда я выехала на полянку, она уже в нетерпении носились кругами около пенька.
«Ну быстрее же, быстрее!», – так и слышалось в ее скулеже.
– Ну точно тот пенек, те елки! – восхитился папенька, озираясь вокруг.
А я воткнула недостающий нож в пенек и выжидающе посмотрела на Лору. Очень уж хотелось посмотреть, как она все же кульбит—то над пеньком делает, а?
Святоша же потупила глаза, и показала хвостом на елки.
– В смысле, мне уйти, что ли? – нахмурилась я.
Святоша кивнула и хвостом указала и на папеньку.
А, точно, она же совсем… голая останется после оборота.
Голая…
Меня мороз пробрал до костей. Maa God, а одежки то ее, черные хламиды, я утащила!!!
– Отец, – слабым голосом сказала я, – пошли—ка, выйдем.
– Куда? – наивно поинтересовался он.
– Туда, – вздохнула я и потащила его в кусты.
Усевшись на поваленное дерево спиной к полянке, я придирчиво осмотрела папеньку.
– Доча, а ты чего это так смотришь? – поинтересовался он.
– У тебя майка под рубашкой есть?
– Есть, – покладисто согласился отец.
– Тогда давай рубашку, – велела я.
Папик беспрекословно ее снял.
Ладно. Сверху мы ее прикроем. А нижний этаж?!!
Подумав, я пришла к выводу, что мне ничего не остается, как отдать свою летнюю юбку Лоре. В принципе, мне крайне не нравилась мысль остаться в одних кружевных шортиках. Но, с другой стороны, выхода нет, Лоре папина
Придя к такому выводу, я закричала:
– Святоша! Ты там всё?
– Все, – скорбным басом донеслось с поляны.
– Простыла, что ль?
– Здоров, – коротко ответила она. – Но гол, аки младенец, и если Господь не пошлет одежд…
Охнув, я ринулась на поляну, и тут же попятилась:
– Из-звинитте.
На пеньке была не Святоша. На пеньке, прикрывая ладошками причинное место, сидел… диакон Филарет!!!
Отдышавшись, я жалобно спросила:
– Ну как же так-то, батюшка?
– Пьян был, – сварливо ответил он. – Вы же меня напоили, бесовки, когда размораживали!
– И что из этого?
– Так вот я и решил доказать, что учения ваши дурные и бестолковые. Пошел в трапезную, спер…эээ, то есть взял двенадцать ножей, да и пошел в лес, искать пенек.
– Но ведь пенек километров за десять от собора! – возопила я. – Что, так просто пошли и нашли этот пенек?
– А то только Господь ведает, как я тут оказался, – степенно ответил Филарет. – Мне показалось, что недолго шел, а вот поди же ты…
– Батюшка, – смиренно осведомилась я. – А вы скажите, как же вы кульбит – то делали?
– Да никакого кульбита я не делал, – рассердился он. – Разбежался да и перепрыгнул. Лучше скажи – одежа где?
– А то Господь только ведает, – огрызнулась я. – Могу предложить отцову рубашку и мою юбку.
– ЧТО?!!
– А больше нет ничего, – оправдывалась я.
– Боже, да за что ты мне такое наказание послал? – нервно сокрушался батюшка.
– Могу предложить либо юбку с рубашкой, либо голым в город возвращаться!
– Господь повелел не облачаться в женскую одежду! – громыхнуло с полянки. – И от завета сего – не отступлю!
– Эээ, батенька, да вы плохо знаете историю, – посочувствовала я. – Я уж маменьке своей как—то объясняла, что когда Господь такой закон устанавливал – женщины ходили в брючках, а мужчины в халатах. Так что юбку одеть вам – совсем не грех!
Филарет подумал и со стоном душевным сказал:
– Хорошо, дочь моя. Испытывает меня Господь, ой испытывает… Давай свою одежду.
Я просунула тряпки между елок, села на мотоцикл и крикнула:
– Отец!
– Что, доча? – сонно отозвался он из-за деревьев.
– Иди сюда, домой поедем.
Папенька, пошатываясь, добрался до мотоцикла, взобрался сзади меня и тут же уронил голову на мое плечо и блаженно захрапел.
– Батюшка? – позвала я.
Тот вышел с полянки, и тут же замер.
– Ну? – нетерпеливо вздохнула я, и тут мой взгляд упал на зеркальце на руле.
Диакон Филарет застывшим взглядом пялился на мою обнаженную ногу…
– Что, в ванной не насмотрелись? – нервно буркнула я, заливаясь краской до ушей.