Научи меня убивать
Шрифт:
— Да ладно, он и так сделал невозможное, всего два года… — вступился за Петрова Олег, но Вера помотала головой:
— Это очень много, ты нужен мне здесь.
Дядя в кожанке точно на свой счет эти слова принял, вытаращился на Веру, и Олег едва удержался, чтобы не выкрикнуть тому пару ласковых. Но, во-первых, его бы вряд ли услышали в общем гуле и сквозь тройные стеклопакеты, а во-вторых, мимо прошел охранник, и еще раз любоваться на его рожу было мало радости.
— С чего бы? — спросил Олег, не сводя с Веры глаз.
— Есть
— Ничего, в Хорватии себе другого найдешь, — сказал он, и снова Вера покачала головой.
— Я не поеду.
— Передумала? — искренне удивился Олег.
— Да, нам там нечего без тебя делать. — Вера смотрела ему в глаза, и Олегу почему-то показалось, что девушка над ним смеется, но нет — взгляд и выражение лица у нее те же, спокойные и сосредоточенные. Только смотрит она и на него и точно в себя одновременно, прислушивается к чему-то.
— Кому это — нам? — ляпнул Олег первое, что пришло в голову, и под прицелом ее глаз он не знал, куда деваться, понимал, что сказали ему сейчас нечто очень важное, главное, что изменит его жизнь раз и навсегда, но никак не мог понять, почему так происходит. И если он немедленно во всем не разберется, то это будущее просто исчезнет, уйдет как песок сквозь пальцы.
— Нам — это мне и ему. Или ей. Я еще точно не знаю, срок всего полтора месяца. Мы будем ждать тебя здесь, но два года…
Вера откинулась на стуле и положила ладони на живот, прижимая трубку плечом к уху, опустила глаза, потом глянула на Олега, и тот увидел, что ее щеки порозовели. Живот как живот, обычный, впалый, но, с другой стороны, прошло всего полтора месяца, еще ничего не видно. Полтора месяца, осталось семь с половиной, а ему два года, и хоть отсчет уже пошел, это все равно много, слишком много, это целая жизнь.
— Ты уверена? — спросил он, понимая, что выглядит полным идиотом, но поделать с собой ничего не мог и, казалось, жизнь бы отдал, чтобы еще раз вот так увидеть, как Вера улыбается и кивает ему через стекло и откидывает волосы новым, незнакомым ему движением.
— Поздравляю, папаша… — Вера говорила что-то еще, а Олег представил, ярко, объемно, в деталях и красках, как родится сын или дочка, как научится ходить и говорить, как возьмет в руки первую книжку, игрушку, как сядет на велосипед… А он ничего этого не увидит, проворонит все, пропустит, на два года оказавшись на задворках жизни, останется не у дел. Картинка получилась до того отчетливой и живой, что перед глазами на миг помутилось, предчувствие грядущей пустоты обожгло, как спирт глотку, скулы свело, но все же Олег выдавил из себя последний вопрос:
— А когда ты будешь точно знать, кто родится? — слова прозвучали глухо, словно ему было все равно и спрашивал он просто так, из праздного интереса. А на самом
— Через месяц или полтора, — услышал он.
— Меня уже здесь не будет, этап через неделю…
Показалось, или он выкрикнул эти слова, орал в трубку, сдерживаясь, чтобы не отбросить ее к чертовой матери, не швырнуть в стекло. Ему казалось, что самое важное, главное, основное застревает где-то в проводах, фильтруется безбожно и он не слышит или не понимает и половины, да и сам высказать толком не может. Вера подалась вперед, едва не врезалась в стекло, схватила трубку обеими руками.
— Я приеду… — Ее слова заглушил тошнотворный треск, чей-то тяжелый, точно вздох бегемота, шорох, и в трубке стало тихо.
Олег покрутил трубку в руках, подул в нее, постучал по рычажку аппарата, глянул перед собой — Вера с точно таким же видом смотрела на трубку, потом положила ее на место, повернула голову. Олег посмотрел туда — так и есть, кудрявая облезлая охранница за стеклом кабинета прослушки окатила Веру презрительно-уничтожающим взглядом и повернула на панели перед собой маленький белый тумблер.
«Сука, час же еще не прошел!» — едва не выкрикнул Олег и обернулся, услышав щелчок дверного замка и голос охранника
— Свидание закончено. Кременецкий, на выход! — Тот посторонился, готовясь пропустить Олега перед собой, но он вскочил со стула, врезал ладонями по стеклу и заорал во весь голос:
— Вера! Вера, слышишь?! — Его схватили за локти, потащили из кабинки, Олег вывернулся, пнул охранника в колено и бросился обратно. Вера стояла напротив. Олег видел, что на ней не свитер, а короткое облегающее платье и высокие сапоги, что дядя в кожанке, уже собиравшийся уходить, притормозил и явно ждет, когда Веру попросят покинуть помещение. И точно, со стороны посетителей к ней уже торопились два охранника, третий, в проходе, метнулся, встал между ними, закрыл Веру, и Олег услышал ее крик в полной тишине, точно все, кто был в комнате, одновременно замолчали.
— Слышу! Я приеду к тебе! — донеслось до него прежде, чем его вытащили из кабинки в коридор и повели в камеру. В дверях он успел обернуться, но Веры не было, следом выводили того, татуированного, он посматривал на Олега завистливо и зло одновременно.
— Все, все закончилось, топай, — бормотал за спиной охранник, — теперь месяц свиданку не дадут, сам нарвался.
Грохотал ключ в замке, тяжело открывалась металлическая дверь, Олег смотрел в зеленую стену перед собой и чувствовал, как спадает ярость, сменяется куражом, а в голове крутится одно, крутится упорно, зло и весело: «Врешь, ничего не закончено, ничего, все только началось, сегодня, сейчас, на этом самом месте». Все только начинается в эту минуту, в этот благословенный первый миг их общей новой жизни.