Научи меня

Молчанова Людмила

Брат никогда, впрочем, как и все мы, не отличался особой вспыльчивостью или импульсивностью, но за своих готов был глотку порвать, если потребуется. Поэтому я опасалась обоснованно и уже не считала, что рассказать все Ваньке - отличная идея.

– Поговорю с ним, - спокойно ответил брат и взял со стола ключи.
– Катюх, не волнуйся ты так. Сядь и сиди спокойно. К экзаменам своим подготовься или ужин приготовь. Я скоро приду.

Скрипя сердцем я его отпустила, но о каких экзамене и готовке могла идти речь? Я психовала, нервничала, заламывала руки и постоянно

прислушивалась к шагам на лестнице. По идее, надо все было матери рассказать, но та бы начала только нервничать, себя изводить. Только хуже было бы.

Поэтому когда мама пришла с работы, я сделала вид, что ничего особенного не произошло и все просто замечательно. Мама ничего не заметила, хотя в этом моей заслуги не было . На заводе, на котором она проработала лет двадцать, шли жестокие сокращения, и мама вполне могла оказаться в списке сокращенных, и никто бы не принял во внимание, что у нее есть несовершеннолетний сын, а сама она полжизни отдала этому предприятию. Поэтому она становилась дерганой, рассеянной и грустной. В обычной ситуации меня это только угнетало, но сейчас я почти радовалась тому, что она ничего не замечает.

Ванька пришел поздно вечером, и хотя белых ночей пока не было, я четко увидела его фигуру, высвеченную луной и уличным фонарем. Шел вроде нормально - на своих двоих, не шатался и не падал, что уже хорошо. Тогда я облегченно выдохнула и позволила себе смахнуть со лба мешающую челку дрожащей рукой.

– Господи, слава Богу, - кинулась я ему на шею, как только он переступил порог квартиры, даже дверь закрыть не успел.
– Ты где был столько времени? Ваня...
– потрясенно выдохнула я и костяшками пальцев слегка коснулась багровеющей скулы, на которой хорошо виднелся отпечаток мужского кулака.
– Ваня, ужас какой...

Ваня мягко, не менее решительно расцепил ее руки и отстранился, с облегчением припадая к обклеенной пенопленом стене.

– Мать дома?
– когда я, все еще охваченная ужасом, заторможенно кивнула, брат продолжил: - Тащи в комнату все, что надо. Мазь какую-нибудь, перекись, что там обычно тащат, - махнул он рукой и начала, не наклоняясь, снимать кроссовки.
– Что стоишь? Бегом давай, пока маму не разбудили.

Я тихо прошла на кухню, вытащила всю коробку с лекарствами, которая у нас была и так же тихо прокралась в нашу комнату, где Ваня уже успел снять футболку и теперь, слегка подсвечивая себе настольным светильником, рассматривал ребра. Изредка проводил по ним пальцем, заметно морщась и чертыхаясь себе под нос.

– Прости меня, - покаянно опустив глаза, попросила я.
– Я не думала, что все так выйдет. Честное слово, Вань, если бы я знала, что так будет...

– То что?
– насмешливо изогнул бровь Ванька, меньше всего напоминая тринадцатилетнего мальчика.
– Что бы ты сделала?
– я не знала ответа, и брат это понимал как никто.
– Вот именно, - грубовато буркнул он.
– Запомни, Катюх, если кто обидит, у тебя есть я. Мы же семья. Поняла?

– Поняла, - послушно повторила я и начала обрабатывать его боевые ранения, как ласково

окрестил их Ванька.

Мама про синяки ничего не знала, вернее, про синяки на теле - на лице-то их не спрячешь. Нам с Ваней пришлось придумать историю о том, как мы шли по улице и полезли за кошкой, а я случайно задела брата локтем, и теперь у него синяк на пол-лица. Мама хмыкнула недоверчиво, чуток пожурила, но успокоилась.

После этого случая ко мне никто никогда не лез, а тот парень с параллельного даже извинился на выпускном и пригласил на танец, который я еле вытерпела, потому что он не то что не умел танцевать - он даже приспособлен для этого не был.

Наступила пора поступать в университет. Проблема состояла в том, что я совершенно не знала, чем заняться после окончания школы. Я была довольно прилежной и способной ученицей, хорошо закончила школу - всего две четверки было, но душа ни к чему по-особенному сильно не лежала. Да, мне неплохо давалась химия, да, я терпеть не могла историю, так как считала, что все в ней относительно, а значит, неправда, так зачем учить неправду. С такими же критериями я могла разложить любой предмет и...В общем, я не знала, чем буду заниматься.

Мама сказала, что я должна выбирать сама и думать сама, потому что это моя жизнь. Если бы она хоть немного направила меня, то, наверное, я бы с охотой и удовольствием подчинилась ее решению, но она проявила колоссальное равнодушие в этом вопросе. А время поджимало, надо было точно определяться, куда поступать.

Я выбрала химико-фармацевтическую академию. Не знаю, вспомнила, наверное, как брата пыталась подлатать, вот и выбрала. Но особой тяги к медицине не испытывала, с трудом могла спокойно на кровь смотреть, детей лечить не хотела, я их вообще избегала, и каждый в нашей семье старательно отводил глаза в такие моменты, но никогда не пытался на меня надавить.

Хирург бы из меня вообще аховый получился, а про гинекологию или стоматологию я вообще молчу. А фармация интересно вроде, опять же, резать и непосредственно лечить никого не надо. В общем, со спокойной душой я определилась, вздохнула и отправилась готовиться ко вступительным экзаменам.

Брат и мама оказались удивлены моим выбором, но не стали меня переубеждать или заставлять снова мучиться сомнениями. Мама даже пошла и тортик купила.

– Не каждый год моя дочь школу заканчивает, - мама подошла ко мне и крепко обняла, прижимая к себе, а я с удовольствие втянула в себя запах ее волос.
– Ты рада, что школу закончила?

– Да, - честно призналась я, не разделявшая наигранных и ненаигранных слез одноклассников.
– Конечно рада. Мам...
– просительно протянула я, и от такой интонации, которую в нашей семье каждый знал, мама разулыбалась, отчего по лицу побежали лучики морщинок.
– Купи нам "Киевский"...

– Я так и знала, что ты это скажешь, - со смехом призналась мама и еще раз притянула меня к себе.

– Я тоже знал, - отозвался Вано.

– Все то ты знал, - ребячась, показала ему язык.
– Сам больше всех съешь и еще возникаешь.