Научиться дышать
Шрифт:
4
Если знаешь, где искать, то найдешь скелет в любом шкафу.
Чак Паланик «Бойцовский клуб»
Дождь устал затягивать свою нетленку, подпевая ветру и хмурым тучам. Бессолнечный, ненастный, словно хмельной от прошедших дождей день реял за окнами недорогого кафе в центре Москвы. Теперь только такие были ей по карману, но и в них выбираться хотелось все реже и реже.
Пристанища массового скопления людей стали для нее камерами пыток без окон и дверей. Людей слишком много вокруг,
— Здравствуйте, вы уже выбрали, что будете заказывать? — к столику подошла молодая девушка-официантка.
Сделав заказ в виде легкого ланча, Ирина расслабленно откинулась на спинку стула. Осталось дождаться Таньку и выстоять встречу с ней. Она знает, что без боя этот разговор ей не дастся. Без боя с самой собой. Похоже, что мы первые, с кем нам приходится бороться каждый день и каждый час на пути к чему-то светлому и высокому в этой жизни. Человек свой первый и самый страшный враг.
За соседними столиками в основном располагалась молодежь. Себя к молодому поколению она уже давно не относила. И дело не в возрасте — в жизненном опыте. Порой жизнь делает из двадцатилетних сопляков матерых знатоков жизни, экспертов во всем, что касается ее темной стороны. Хочешь не хочешь, а курс жизненного обучения идет непрерывно и совершенно бесплатно. Если, конечно, не считать шрамов на память.
Телефоны в руках, планшеты, ноутбуки — и глаза обязательно вниз, впиваются в сенсорный экран, поглощают вредное излучение, пальцы бегают по невидимым кнопкам до ощущения усталости в кисти. Это двадцать первый век. Мы сидим друг от друга на расстоянии вытянутой руки, но рукам нет возможности соприкоснуться — они заняты высокими технологиями в компактных корпусах и стильных чехлах. Человеку отныне не нужны тюрьмы, он и так себя в них заточает ежечасно.
— Хэй, Иринка! — в кафе ворвалось весеннее солнышко Танькиных веснушек и желтого зонта. Девушки обнялись. — Ты сильно изменилась. Но в лучшую сторону.
— Ты это определила по внешнему виду? Не верь. Я волосы крашу, — улыбнулась Вересова, пытаясь понять, все же рада она видеть давнюю знакомую или нет.
— Цвет твоих волос не имеет значения. А вот блеск глаз — да. Он хотя бы чуть-чуть появился.
Вересова вздохнула и вернулась на свое место, наблюдая за тем, как целый хоровод цветов пронесся перед ее глазами. Лиловое кашемировое пальто с большими пуговицами цвета фуксии было дополнено тонким баклажановым шарфиком и пурпурным беретиком. Иногда так утомляет разбираться во всех цветах и оттенках. Приходится волей-неволей видеть мир цветным, а не черно-белым, как хотелось бы.
— Один твой лимонно-желтый зонт заставляет настроение подниматься, — произнесла Ирина, смотря на этот зонт, как на нечто дикое или диковинное.
В ее новом гардеробе преобладали в основном темные и холодные тона. Такой медный, густой желтый цвет вообще не водился среди ее одежды и аксессуаров. Зонты почти все черные или темно-синие, из головных уборов только обычная черная шапка на зиму, ремни, шарфы... Скука смертная.
Что уж тут говорить, бывает и так, что жизнь,
— Боже, эти потрясающие пирожные толкают меня на грех, — пробормотала Татьяна, втягивая носом аромат тирамису. — А еще чаек, и... грехопадения не избежать.
— Это ты о чем, грешница? — повела бровью Ирина.
Ей было смешно слышать о грехах и расплате за них от таких невинных миловидных девочек вроде Тани. Уж кто знал о грехах не меньше адских церберов, так это она сама.
— О своей фигуре. Видишь? — Она покрутилась перед подругой верхней частью туловища. — Это просто ужасно.
— Вопрос остался тот же: «Ты о чем?».
— О том, что я, выражаясь толерантно, толстушка. Кость широкая, — искренне рассмеялась девушка и принялась за пирожное. — На самом деле не могу отказаться от вкусной еды.
Вот у людей проблемы. Пара лишних килограммов. Ей бы так. У нее тоже есть пара-тройка лишних кило, только на душе. И почему нельзя так же сходить в какой-нибудь спортзал и скинуть с сердца всю боль и тоску? Прокачать его, как мышцы живота, высушить, не оставить ничего лишнего? Почему человек рожден емкостью, все в себя вбирающей, но очень редко отдающей назад?
— Перестань. Жизнь не вертится вокруг фигуры или еще чего-то там. Дураки те, кто живут глазами, а не сердцем. Глаза, как это ни парадоксально, слепы. Их обмануть проще простого.
— Ничего себе, — Татьяна отложила вилку и пристально посмотрела на так хорошо ей знакомую девушку, которая сейчас – она готова биться об заклад – делает все, чтобы не выдать себя. — Бесподобные слова. Особенно ценными их делает то, что произнесла их ты.
— Типа преступник наконец осознал свою вину? — усмехнулась Вересова.
— Не о вине и не о преступлении речь, а о тебе. Ты же не просто так сейчас выдала ширпотребную философскую фразочку, прочитанную в социальных сетях. Ты опираешься на выстраданные знания.
Лучше бы она не начинала стрелять философией, чтобы не давать поводов для гордости. Гордиться нечем. Ей точно. Ирина достала сигарету и зажгла ее под недоумевающий взгляд Татьяны.
— Это же не то, о чем я подумала...
— Не то. Просто сигареты. Можешь под микроскопом проверить.
— Что случилось? В твоей жизни появился нежелательный человек?
— Говоришь, как заядлый киллер. Хочешь убить его?
Ну и шуточки у нее. Про Ваню. Про Волчару. Девушка тяжело сглотнула и затянулась сильнее. Боже, всегда храни табачную индустрию на плаву. Было такое ощущение, будто она поднялась бегом на десятый этаж с больным сердцем и астмой и теперь захлебывалась в долгожданной воде. Жаль, никотиновым дымом не напьешься. Самообман. Мираж, который растает, как только яд испарится из мозга, и тот начнет вопить, прося еще и еще.
— Говорю как человек, который боится за тебя. Выкладывай всю правду до последней крошки, даже если она невкусная. Не только же пирожные мне сегодня есть.