Научиться дышать
Шрифт:
На улице Вересова обхватила себя руками; дождь и студеные порывы ветра избивали ее лицо своими колючками. Она глотала слезы и шлепала по лужам. Возле ресторана красовалась та самая «мазда». Девушка заплакала еще сильнее. Все, что было правдой вчера, сегодня стало искусной ложью. Она пыталась утопить своих демонов, но вот незадача — они умели плавать.
Мы сами вершим свои судьбы. Мы собственные Боги и Дьяволы. Наша религия в нас и не зависит от каких-либо мифических существ. Верить в хорошее или плохое, быть хорошим или плохим. Каждый имеет право на выбор, как и на ошибку. Лишь бы она не стала непоправимой.
3
У
Уоррен Баффет
Мерцающей позолотой нового дня, новых свершений, мыслей и идей, это утро ворвалось в жизнь Волкова. Уходящее тепло сентября скупо проливалось на его лицо тонкими лучиками света, которым удавалось выбиться из-за штор. Мужчина потянулся и встал.
Даже в выходные он мало спит. Сон для слабаков. Отоспаться возможность будет и на том свете, а на этом неплохо было бы потрудиться. Ведь именно труд сделал из обезьяны человека. Человеком он стал, но этого было мало. Хотелось быть человеком достойным, просто людей сейчас и без него хватает.
Стройный силуэт Оксаны, словно прозрачная дымка, приятно дополнял спокойный интерьер их спальни. Нежно-розовый пеньюар из тончайшего шелка очень подходил к ее лицу, к ее румяным, точно земляника, щечкам. Такой он ее и видел: хрупкой ягодкой в терновнике. Но он вырвет терн голыми руками, если это понадобится.
— Вань, — спросонья сказала она, — ты куда?
В ее голосе слышатся нотки паники и страха. Девушка резко распахнула глаза, но не повернулась к нему, делая вид, что спит. Тревога и вечное ожидание подвоха стали ее личными спутниками, как Деймос и Фобос. Они вращались вокруг нее, точно стая черных воронов, притягиваемые страхом остаться одной, быть снова обманутой, вернуться назад и заново начать бег по кругу.
— Я на работу, Ксюша. А ты спи. — Он наклонился к ней и запечатлел на лбу кроткий поцелуй. — Не надо вставать, чтобы проводить меня.
Иван тихо вышел из спальни, и Оксана тоже встала. Ей было плохо. Жизнь — это вечная ходьба по спирали. Она снова и снова, из раза в раз возвращает тебя в этот ненавистный день сурка. Стоит только один раз оступиться, показать свою слабость — и жизнь непременно запомнит это, занесет в свою базу данных и будет каждый раз использовать против тебя.
«Жизнь — то же заседание суда. Все, что вы скажете без адвоката, может быть использовано против вас. Уж лучше тогда помалкивать», — думала она, в мягких, донельзя уютных ее пяточкам тапках спускаясь вниз.
— Ксюша! — голова Волкова высунулась из ванной. — Я же сказал, что не надо вставать.
— Какая же я тогда жена, если мой муж работает днями, а я даже чая не могу ему налить с утра? — прошептала она и поцеловала его, свежего, пахнущего пеной для бритья и легким мужским одеколоном.
Ваня никогда не выливал на себя эти ужасные, зловонные, ядовитые одеколоны советского производства. Боль разлилась в каждой клеточке ее тела, взрывая пласты самообладания, которыми она обложила очаг памяти, вечно тлеющий и никогда не остывающий. Тот одеколон с металлическим запахом, соленый, режущий, грубый, она запомнит навсегда. Этот запах олицетворяет ее прошлое.
Как удивительно может прошлое задерживаться в настоящем, ненавязчиво цепляться за любую ниточку, лишь бы остаться. Запахи, музыка,
— Мужчина должен работать. Это не значит, что женщина должна чувствовать себя ему обязанной. Мы же сами выбираем, ради кого хотим вставать с утра пораньше и приходить домой после заката солнца. Меня никто не заставляет, — произнес он и вышел из ванной, обнимая девушку за талию, — но от чая рыцарь, так и быть, не откажется. А еще ты мне не жена.
— Мужики так обычно говорят, когда женщина начинает заявлять на них права. А я всего лишь чай предложила, ничего серьезного, — пошутила она и, смеясь, они дошли до кухни.
— Мы скоро это исправим. — Сильное тело Волкова касалось ее сзади, но в этом не было эротизма или каких-либо пошлых намеков. Только комфорт, размеренность, уют. — Так что можешь начинать уже задумываться о серьезном.
— Я подумаю над твоим предложением. Оно очень заманчиво. А пока завтрак? Дай мне десять минут, и сама Высоцкая позавидует твоей трапезе.
Иван улыбнулся, словно уже вкусил сладчайших плодов, и устроился за столом. Словами не передать, как он любил шум шкварчащих сковородок, бульканье закипающего чайника, тихое гудение холодильника, звонок таймера в духовке. Но самое главное, что вдохновляло его на подвиги, это женщина, которой подчинялся весь этот кухонный балаган. Путь к сердцу мужчины лежит не через желудок. Кто-то, озабоченный едой, придумал эту ерунду. Не так важно, что ты ешь, как то из чьих рук. Приласкают ли они тебя и приголубят, или же дадут пощечину наотмашь.
— Милая, это райский завтрак. Спасибо.
Перед ним были выставлены, словно напоказ гастрономических мод, свежие фрукты, каша, кофе, омлет. Черт возьми, к хорошему так легко привыкаешь!
— Ничего он не райский, самый обычный, земной. Приготовлен на плите BOSCH.
— Да разве имеет значение, на плите он сделан или на углях? Твои ручки придали еде такой изысканный вкус.
— Ой, Волков, с тобой все как обычно, — отмахнулась Оксана, но скрыть лоснящуюся счастьем улыбку было трудно. — Только и нахваливаешь меня. О тебе, наверное, мечтает каждая женщина планеты.
— Ой, сама ты как обычно, почти Волкова. Так и не научилась принимать комплименты, хотя ни один из них не передает твою красоту, как душевную, так и физическую, в полной мере.
— И как только я вытянула этот счастливый билет? — мечтательно вздохнула она и отщипнула виноградинку от грозди.— Ну точно, весь женский пол на меня ополчится.
— Поверь мне на слово, но нет. Каждому подавай что-то особенное, будут и те, кто от меня заворотит нос.
И сразу же в голове всплыло лицо Вересовой. Свалилась же ему на голову эта весточка из прошлого. Вот ей уж точно не поймешь, что надо. Похоже, Ира сама толком и не поняла этого, раз от ее прежней жизни остались лишь руины. Мужчина мысленно тряхнул головой, позволяя всем (до последней) мыслям о ней вывалиться из головы, точно мусору. Это дорожки, по которым он может зайти в тупик, от лукавого. Не думать о ней. Ничего не вспоминать. Не растирать пальцами поставленную точку в истории про них.