НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Шрифт:
Например, немецкий офицер Гельдерс в утопической книге "Воздушная война 1936 года" сбрасывал со счета народные волнения - неизбежный спутник империалистических войн. Павленко в этой связи написал свои "полемические варианты", они были приложены ко 2-му русскому изданию утопии Гельдерса. [232] Здесь он развивал противоположную мысль, которая казалась не только Павленко, но и Шпанову да и другим фантастам, писавшим на военную тему, самоочевидной: война, затеянная империалистами, автоматически и немедленно перерастет в социальную революцию. (В повести Шпанова немецкие рабочие с нетерпением ожидают, когда бомбы будут сброшены на их завод, и поют "Интернационал") История показала, что решающим фактором революционизации сознания народов во второй мировой войне была военная и моральная победа Советского государства.
232
Гельдерс -
Вероятно, в набросках антимилитаристской контрутопии и зародился замысел романа "На Востоке". Перенеся события на Восток, где действительно был сильный очаг революционно-освободительного движения, Павленко несколько выправил допущенную в "Полемических вариантах" переоценку революционных возможностей трудящихся капиталистических стран.
Однако в романе остался другой перекос. Еще в "Полемических вариантах" Павленко, бегло упоминая о руководящей миссии коммунистов, размашисто расписал воображаемый взрыв народной стихии. Высказанного же в критике упрека, что в романе "На Востоке" тоже идеализирована стихийность, Павленко не принял. В самом деле, там есть такие строки (об освоении Дальневосточного края): "...не слепая стихия шла. Шла четкая точность расчета, шла поточно, почти как стихия, но управляемо; восторженно и самозабвенно, но в то же время дальновидно". [233]
233
П.А.Павленко - Собр. соч. в 6-ти тт., т.1. // М,: Гослитиздат, 1953, с.302-303. Далее ссылки на это издание в тексте с указанием тома и страниц.
Но в изображении восстаний в поддержку нашей страны упование на стихийность сохранилось. Павленко, например, слишком сближает с китайским революционно-освободительным движением хунхузов, - в сущности, деклассированных разбойников. (Такими их вывел А.Фадеев в "Последнем из Удэге"). Восстание в японских тылах готовит не столько партия, сколько разрозненная группа людей, составляющих неопределенную революционную организацию. Некоторые из них идут к мировой революции тайными тропами военных заговоров. "Я коммунист периода разрушения...
– откровенно признается один.
– Я невежда во всем остальном, мне хотелось, чтобы моя пора, то есть разрушение, длилась долго. Я хотел драки. Глупая мысль, очень глупая и бедная мысль" (т.1, с.302-303).
Что верно, то верно, и эта психология, может быть, взята была из жизни. Но у Павленко трудно различить грань между такими вот предтечами маоизма и коммунистами-ленинцами Чэном, Шлегелем, Лузой. Мол, все герои, всех сравняет будущая мировая революция. Я.Ларри в "Стране счастливых" куда строже дифференцировал людей одного лагеря.
Нарисованная Павленко утопическая картина разошлась с действительной войной. Правда, изображенные в романе вымышленные события на Востоке своей стремительностью, массированным применением техники решительностью победы совпали с восточным финалом второй мировой войны. Но к победе над Японией советский народ пришел через испытания, которых писатель даже отдаленно не предугадал. Не фантастические армады наших бомбардировщиков взрывали в первые же дни войны Токио, а горстка отважных летчиков на устаревших машинах встретила на западных границах эскадры немецкого люфтваффе. Это еще можно было отнести за счет неизбежных издержек утопии. Хотя несовпадение с действительностью у Павленко подчас просто трагично. Стоит сравнить главы о блистательном успехе разведывательной дуэли с судьбой донесений Р.Зорге [234] или с тем ударом, который гитлеровская разведка нанесла по нашим военным кадрам.
234
См.: Ю.Корольков - Человек, для которого не было тайн (Р.Зорге). // М.: Политиздат, 1965, с.177-180.
И уже никакими издержками жанра не оправдать общую убаюкивающую картину победных военных действий. Герои Павленко как будто сознают, что "война будет тяжелой" (т.1, с.226), но тяжести этой читатель по-настоящему не увидел. Судьбу войны Павленко решил, по сути, в пограничном сражении: "великая пехота
М.Горький в отзыве на рукопись подчеркивал: "Это еще только черновик повести, которую необходимо написать, имея в виду, и на первом плане, не просто "читателя", а читателя, который будет основным деятелем войны и решит ее судьбу". [235] Главным просчетом, по его мнению, было отсутствие "героической единицы - рядового красного бойца, Как он - именно он!
– вел себя в грандиозных боях, изображенных Вами?". [236] Война с германским фашизмом показала, сколь серьезно было это, казалось бы, чисто художественное упущение, и бытовое правдоподобие (в том числе в военных эпизодах) только усугубило психологически разоружавший просчет.
235
М.Горький - Собр. соч. в 30-ти тт., т.30. // М.: ГИХЛ, 1956, с.408-409.
236
Там же.
Горький отметил также много мелких неточностей, порожденных торопливостью, и посоветовал переделать рукопись. Но, судя по всему, черновик в основе так и не был изменен. Готовя в 1948г. новое издание романа, Павленко исправил некоторые частности в китайских эпизодах, исключил главу о революции в Японии и т.п. Но это были, конечно, не те коррективы, которых требовал исторический опыт Великой Отечественной войны. Не посчитался с этим опытом и Шпанов. В изданном в 1961г. новом романе "Ураган" он вновь нарисовал картину будущих легких побед.
В свое время роман "На Востоке" имел успех, потому что затронул струну души народа, который готовился отстоять завоеванное и нести дальше факел революции. Но, как бы возвращая читателю почерпнутый в его недрах энтузиазм, Павленко ограничился в основном этим эмоциональным отношением к будущей войне. Роман некритически пропагандировал волюнтаристскую концепцию молниеносного перенесения войны на территорию агрессора. Автор исходил из вполне понятных чаяний народа, но не посчитался с трезвым расчетом сил.
Столь близко придвигая свою утопию к жизни, он брал тем самым на себя ответственность за действительные теории, на которые опирался. А получилось так, что военная теория стремилась подпереться утопическим творчеством (не зря же повесть Шпанова была издана в "Библиотеке командира")...
10
В военных утопиях продолжалась тенденция минувшего десятилетия, когда мотивы революционной войны оттесняли на второй план изображение коммунистического мира. Наряду с тем уже в 30-е годы наметилась новая тенденция. В 1940г., когда страну опаляло дыхание второй мировой войны, Казанцева вдохновила идея мирного моста между Советским Союзом и Америкой. Нерасчетливость трансарктического подводного туннеля (о чем шла речь в предыдущих разделах) отчасти тем и объяснялась, что писатель торопился проложить в будущее магистраль сотрудничества. Казанцев по сути дела иллюстрировал известную Ленинскую мысль о необходимости разработать в будущем такие проекты, которые могли бы послужить базой для международного сотрудничества, чтобы народы увидели, чего можно добиться совместными усилиями в обстановке мира и дружбы. Критика, придираясь к научной стороне фантастического проекта, [237] не увидела вложенной в него политической метафоры.
237
См.: Л.Гумилевский - Безграмотная фантастика (Казанцев А. "Арктический мост"), // Московский комсомолец, 1946, 13 июня; В.Дьяков - Больше внимания жанру НФ. // Комсомольская правда, 1946, 27 октября.
Еще раньше ленинская установка на длительное мирное соревнование двух социальных систем нашла отражение в "Стране счастливых" Яна Ларри. В предисловии к повести Н.Глебов-Путиловский писал: "Автор не берет весь мир. Он предоставляет капиталистическое окружение его естественному историческому развитию, которое... все равно... приведет его к одному знаменателю с СССР" (с.111). Леонов в "Дороге на Океан" тоже наряду с вооруженной борьбой предвидел и невоенные пути распада капиталистической системы.