Научу тебя плохому
Шрифт:
Наверное, именно так выглядит капитуляция. Тяжело вздохнув и вряд ли отдавая себе полный отчет в действиях, Еся, обхватывает меня ногами, и пальчиками своими красивыми сжимает мои плечи, а в следующий момент меня просто уносит в рай, потому что мышка моя маленькая, шутливая и до ужаса упертая, начинает отвечать. Робко. Не умело даже. Совершенно не умело. И эта ее неопытность, даже в таком невинном вопросе, как поцелуй, мне крышу срывает.
Господи, дай мне сил не сорваться на этом месте. Не целовалась, эта девочка даже не целовалась никогда, я уверен, это чувствуется в каждом неумелом движении ее языка, в неуверенности ее общей.
Ох, мышка, я тебя научу,
Первым прерываю поцелуй, мне чертовски сложно, меня словно клеем строительным к ней прилепили, но надо, потому что для нее это слишком, не готова она пока.
— Никогда не целовалась? — улыбаюсь, глядя в совершенно ошалелые глаза.
Кажется, кому-то понравилось.
Однако долго мне наслаждаться видом такой вот, дезориентированной, расслабленной мышки не удается, потому что малышка моя зубастая приходит в себя и начинает дергаться.
— Есь, я бы на твоем месте этого не делал, я все-таки в одном лишь полотенце, и ты сейчас его сорвешь. Мне, конечно, все равно, но…
Она застывает мгновенно. Уже хорошо — мыслительный процесс запущен, информацию впитываем и воспринимаем как надо.
— Зачем ты это сделал? — выдыхает насупившись.
— Сделал что? Поцеловал?
Она кивает в ответ, такая смешная, наивная еще. Где ж тебя такую мышку сделали? Я ж много девчонок знал, они не такие были, все больше раскрепощенные, опытные даже, и в ее возрасте, — тоже. А тут фиалка нежная, даже целоваться не умеющая. И не могу сказать, что не рад этому простому факту. Рад, охренеть как рад. Потому что это все мое, теперь только мое.
— Захотелось просто, — пожимаю плечами, опускаю малышку на пол, сам поправляю полотенце.
— Твоя рука, — мышка восклицает так громко, и так неожиданно, что я, признаться, вздрагиваю.
Не сразу понимаю, о чем она, и только проследив за испуганным взглядом, догоняю, в чем дело. Перебинтованная рука снова кровоточит, даже на полотенце следы остались.
— Надо перебинтовать снова, надо…
— Перестань, это всего лишь кровь, — улыбаюсь так широко, как дебил последний.
Меня трогает ее такая неподдельная забота, испуг в глазах, словно ей действительно не все равно, и я хочу надеяться, что так и есть на самом деле, эгоистично хочу. Я вообще не понимаю, как умудрился так глупо поранить руку, психовал чего-то, у меня вообще бывает, это я в отца — разгон от режима «плюшевый мишка» до режима «готов разорвать всех нахрен» — три секунды. Никогда не умел это контролировать, и вряд ли когда-то научусь. В очередной раз задетый недоверием этой заразы упертой, пошел громить кухню, ну как пошел, не планировал, конечно, но кухонная утварь, словно чувствуя мое, не самое приподнятое настроение, совершенно не давалась в руки.
Остановиться нужно было еще на первой, свалившейся на пол сковороде, с самого начала же было ясно, что ничерта никакая готовка не задастся. И я удивился, конечно, завидев на кухне мышку, думал, в норке своей прятаться будет столько, сколько возможно, а она пришла. Сначала взбесился, нагрубил незаслуженно, не люблю я, когда из меня жертву делают, тем более из-за такой мелочи, а потом, услышав тон командный почти в ступор впал.
А мышка моя шустрая и догадливая, быстро просекла, где и что искать. И все у нее так слаженно получалось, что я залюбовался невольно. И все бы ничего, если бы нее заявление, совершенно не к месту возникшее. Уехать она собралась, как же. Кто ее теперь отпустит-то? С проблемами ее я разберусь, конечно, так или иначе, либо из нее правду вытяну, либо сам выясню, а дальше по обстоятельствам.
А
Вообще я мог бы успеть к приезду курьера, если бы не отвлекся на переписку. А я отвлекся, решив, блин, что пора перестать играть в молчанку, мышка себя явно изводила, по крайней мере, я так думаю, хочу думать. Вообще, тупость несусветная — вся эта ситуация, — я же реально к самому себе ревную эту мышь бедовую. По-хорошему, заканчивать бы надо, объясниться с Есей, да беда в том, что я очень слабо себе представляю, как на нее всю правду вывалю.
— Марк, ты меня слышишь? — в мое сознание прорывается тоненький голосок мышки.
Мотнув головой, я возвращаюсь в реальность. А в реальности моя мышка, стоит напуганная, и на мою руку то и дело взгляд переводит. Бледная вся, словно сейчас в обморок грохнется, а этого нам не надо.
— Так, бери давай вот это все, — киваю на сложенные на комоде коробки, — и иди на кухню, я сейчас обработаю и вернусь.
— Я помогу.
— Есь, — вздыхаю тяжело, — мне успокоиться надо, я не уверен, что смогу держать себя в руках, а ванная у меня маленькая, пространство замкнутое, — мне точно не надоест ее подразнивать, — иди на кухню.
Мышка некоторое время смотрит на меня пристально, губы поджимает, совешенно не понимая, как это на меня действует, а потом нахмурившись, берет меня за запястье и произносит:
— Пойдем.
Глава 17
Еся
Возможно, я совершаю ошибку, но что-то внутри подсказывает: несмотря на сказанные Марком слова, вреда он мне не причинит и принуждать не станет… наверное.
И да, меня до сих пор трясет от произошедшего. Я ничего подобного не ожидала, Марк впервые перешел границу, впервые позволил себе больше, чем дурацкие подколы. Поцелуй стал для меня неожиданностью, и сказать, что неприятной у меня язык не повернется. Нет, стыдно признаться, но мне понравилось.
Сначала я испугалась, сильно. Сердце затарахтело так, что я опасалась за сохранность работоспособности своего органа, какое-то время, скорее всего недолго, я, правда, пыталась сопротивляться дерзкой выходке, а потом… потом в ноздри ударил запах геля для душа, голова закружилась, и я сама не поняла, в какой момент начала отвечать на поцелуй.
Получалось, должно быть, неуклюже, я раньше не целовалась, вообще, даже в щеку. Как-то не с кем было. Марк, очевидно, это понял, не мог не понять. Напор снизил, и поцелуй получился ласковый, приятный. Я потеряла связь с реальностью, очнулась только когда все прекратилось, — также внезапно, как и началось. Сначала я не могла прийти в себя, в голове не было ни единой связной мысли, они хаотично метались из стороны в сторону, не желая выстраиваться в логическую цепочку.