Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Бьюдженталь Джеймс

— Фрэнк, это звучит здорово.

— Да. Есть еще одна вещь. — Сейчас ему было явно неловко.

— М-м-хм-м?

— Я хочу получить степень доктора, Джим.

— Да, я знаю. Это хорошо.

— По клинической психологии, Джим. — Вот что его пугало.

— Фрэнк, думаю, это просто здорово, и я счастлив, что ты выбрал мою область.

— Да. — Неуверенно. — Не знаю, правда ли вы это чувствуете или нет. Надеюсь, что да, но я думал, может, вы будете смеять­ся над такой идеей.

— Я не смеюсь.

— Ага, тогда я действительно рад, что вы чувствуете именно так. Просто я решил вплотную заняться всем этим дерьмом! — В своей последней фразе Фрэнк остался верен себе.

* * *

Внутреннее чувство имеет

непосредственное отношение к наше­му взаимодействию с другими людьми. Когда мы прислушиваем­ся к нему, то обнаруживаем в себе богатые и разнообразные реак­ции на других людей, способность сопереживать им и готовность раскрыть перед ними свою собственную сущность. С другой сто­роны, окружающие являются самым мощным источником воздей­ствия на нашу жизнь — по крайней мере, для большинства из нас. То, как другие реагируют на нас, обеспечивают ли они нам теп­лую поддержку или держатся на холодной дистанции, вселяют надежду или причиняют нам боль разочарований, — все это может существенно влиять на нас как сознательным, так и бессознатель­ным путем.

Фрэнк так боялся, что другие возьмут власть над ним, что пы­тался отгородиться от них непроницаемой стеной. Хотя он никог­да не формулировал свою позицию таким образом, но пытался за­щитить свое внутреннее осознание от того, что, как он боялся, окажется превозмогающей его силой внешних воздействий. Но его усилия не увенчались успехом. Мы не можем жить в одиночестве, сохраняя внутреннее осознание, ибо это осознание постоянно взаимодействует с окружающим нас миром людей.

Фрэнк нуждался в недовольстве так же сильно, как другие нуж­даются в удовольствии. Задним числом я испытываю изумление перед той настойчивостью, с которой Фрэнк отвергал все, что шло в этом направлении. Конечно, Фрэнк был очень одинок в той маленькой замкнутой жизни, которую он для себя сконструировал. Он построил ее из книг и идей и пытался обойтись обществом да­леких авторов. Но идеи имеют свойство разрастаться и преодоле­вать границы, которые люди (и государства) ставят перед ними. И благодаря своему чтению Фрэнк обратился к психотерапии и затем — к новой, более широкой жизни.

Фрэнк пытался отрицать тот факт, что он — как и все люди — одновременно и отделен от них, и является частью других людей. Он пытался только отделиться, но парадоксальность человеческо­го положения состоит в том, что возможно лишь и то, и другое сразу. Отрицание Фрэнка выросло из его страха, что если он по­зволит себе стать частью другого, то будет поглощен другим, ра­створится в нем. Со временем Фрэнк пришел к пониманию парадоксальности человеческих отношений; он понял, что может сохранить свою идентичность и при этом рискнуть вступить во вза­имоотношения; может быть внимателен к своему внутреннему чув­ству и при этом действительно слышать голоса других людей. Дол­гое время Фрэнк был уверен в том, что человеческие отношения основаны лишь на эксплуатации, на том, что существуют субъек­ты, которые используют объекты. Вначале со мной, а затем и вообще, он начал чувствовать, что взаимоотношения — это основ­ной элемент субъективности каждого человека.

Все мы и каждый из нас в самом глубоком и подлинном смыс­ле одиноки. Ни один человек, как бы он нас ни любил и мы его не любили, как бы он ни был нам близок, как бы искренни мы ни были с ним — ни один человек не может до конца находиться с нами в той глубокой внутренней области, где мы одиноки. Вре­менами мы переживаем это одиночество как благодать, как цели­тельную и оберегающую нас изоляцию, как источник интеграции нашей индивидуальности в качестве отдельных субъектов. Но бы­вают и другие периоды, когда эта отделенность кажется нам пожиз­ненным тюремным заключением, железной клеткой, из которой, как мы знаем, нам никогда не выбраться. Это периоды, когда мы вздыхаем так тяжело и безнадежно, когда мы всем своим существом стремимся преодолеть разрыв между собой и другими, соединить­ся с кем-то целиком и полностью, позволить этому другому бес­препятственно войти в наше сердце. Тогда мы страдаем от одино­чества. Тогда наше внутреннее чувство безутешно горюет по поводу нашей отделенности.

То же самое происходит и с другой частью парадокса нашего бытия. Мы оказываемся вовлеченными — часто (как,

например, в случае Фрэнка) против нашей воли — в чужие жизни, в чужие чувства, в чужие переживания. Мы снова и снова пытаемся воз­двигнуть стену, отделяющую нас от этой вовлеченности, лишь с тем, чтобы увидеть, как она рушится, словно песчаная насыпь, заливаемая приливом. Мы страшимся потерять свое индивидуаль­ное бытие в космическом океане единства.

Но бывают и другие случаи — моменты, когда мы испытываем нашу общность с другими. Тогда мы открываем для себя, что все люди боятся и надеются, любят и ненавидят, страждут и покло­няются. Тогда мы открываем свою человечность, и наше внутрен­нее знание подтверждает глубокую общность людей.

Один из главных принципов человеческого существования со­стоит в том, что нам требуется два термина для характеристики наших отношений с другим, даже если это отношения единства. Мы вынуждены использовать несколько неуклюже выражение "раздельно-но-связанно" [6] для описания того, что действительно яв­ляется характеристикой нашей жизни.

Когда мы находимся в наибольшем разладе со своим бытием, мы переживаем эти две стадии как совершенно различные. Наши отношения с другими не позволяют нам получить утешения в оди­ночестве, а наше уединение лишь разрушает наши надежды на подлинный контакт с другими. С другой стороны, когда мы наи­более аутентичны, мы иногда обнаруживаем, как эти аспекты могут поистине сливаться воедино. В наиболее подлинные моменты близости между мужчиной и женщиной, которые искренне любят и доверяют друг другу, парадокс раздельности-но-связанности преодолевается. Чем больше выполняется одно, тем более верным оказывается другое. Нет больше дающего и получающего; между мной и другим больше не существует пропасти. Напротив, есть радость от реализации индивидуальности, по-новому открываю­щейся в отношениях и подтверждаемой глубоким внутренним от­кликом партнера.

6

 Придуманное Бьюдженталем определение "отдельно-но-связанно" (separate-but-related) является зеркальной противоположностью определения взаимоотношений ипостасей Троицы в христианстве: "нераздельно-и-неслиянно".— Прим. переводчика.

Стойкость Фрэнка, сражавшегося со мной многие месяцы, пока мы не научились по-настоящему работать вместе, сама по себе была глубоким и поучительным опытом. Существуют и другие момен­ты, которые прояснились для меня.

Я, как и все люди, одновременно отделен от других и связан с другими — фактически, связан со всем существующим. Ни один человек не является островом, но ни один не идентичен другому. Я должен принять этот парадокс. Фрэнк боялся той части парадок­са, которая касалась связи с другими, и старался жить только как отдельное существо. Это не сработало и не могло сработать. Мне необходимо было прислушаться к своему внутреннему чувству и осознать связь с другими, полностью приняв ее в свое бытие.

Переживание заботы о другом человеке действительно является очень действенным. Фрэнк боялся его силы, но рискнул принять заботу от меня и сам позаботился о Дженнифер. А затем он отпу­стил ее, и это было наиболее самоотверженным выражением его заботы. Я тоже вынужден был осознать, что забота и избрание неразрывно связаны с предоставлением свободы и сожалением о том, кого отпускаешь. Если попытаться избежать боли, придется заглушить подлинное внутреннее знание. Тогда целостный смысл моей заботы будет упущен, и я не смогу достичь подлинной чело­вечности.

Необходимо заботиться о том, чтобы брать на себя какие-то обязательства. Долгое время — задолго до его обращения к психо­терапии — Фрэнк пытался сделать свою жизнь безопасной с помо­щью нигилизма. Он отвергал все ценности, все отношения, все собственные обязательства. Он думал, что свободен, но был эмо­ционально обделен и вынужден был отвергать свой внутренний голос. Во время терапии Фрэнк рискнул соблюдать обязательства — вначале просто регулярно посещая сеансы и оплачивая их. Затем он обнаружил, что может приобрести многое, расставшись со сво­им негативизмом.