Наука ненависти. Фронтовые репортажи Великой Отечественной
Шрифт:
Кончился нахоженный, расчерченный лыжнями снег. Впереди – белая целинная простыня, рыхлая, неисхоженная. Лыжи головных глубоко уходили в рассыпчатую снеговую толщу. Тихо. Только где-то слева, далеко в лесу, потрескивали редкие винтовочные выстрелы.
Поднялись на высотку, густо заросшую молодым сосняком. Редков замедлил шаг, прошептал Александрову:
– Приготовиться надо. Сейчас спустимся под горку, и часовой будет…
На ходу вытянулись тремя цепочками, по отделениям. Редков вырвался вперед и широко
Достигли дна лесного оврага. Стали подниматься вверх. И вдруг над головами прозвучал хриплый, глухой окрик:
– Сейз!
Замерли, как пригвожденные к снегу. Сивков инстинктивно опустился на левое колено, прилаживая «Дегтярева» для стрельбы. Секундная пауза, и за деревьями знакомый голос Редкова негромко проговорил по-фински:
– Свои, свои, что ты орешь!..
– Руки вверх, подходи один, говори пропуск! – скомандовал часовой.
Александров слышал, как заскрипели лыжи Редкова, шурша на подъеме по черствому снегу.
Весь напряженный, как туго свернутая пружина, Редков шагал на голос часового. Ночная темень скрывала егеря. Не замедляя шага, стараясь быть совсем спокойным, Редков четко выговаривал пропуск.
– Подходи ближе! Кто? Откуда?
Только теперь стало приметно, что за толстым стволом сосны стоял коренастый, невысокого роста человек в белом халате с винтовкой наизготовку.
Самое томительное прошло. Наступило то нервное спокойствие, которое делает все ощущения особенно острыми и заставляет мозг работать четко и быстро. Не снимая пальца с гашетки автомата, Редков, стараясь держаться в тени соседней сосны, попытался взять инициативу в свои руки.
– Что это у тебя руки трясутся? Должно быть, первый раз в ночном карауле.
Спокойные интонации голоса обманули часового. Он опустил винтовку к ноге и уже менее тревожно спросил:
– Откуда? Какой ты части?
– Сержант лапуасского батальона Ярвинен. Ходил с ребятами на ту сторону москалей пощупать. Да сбились, видно, с дороги. Ты не наш будешь?
– Нет. Вам надо правее держать. Тут недалеко за горкой ваши.
– Значит, ты в куопийском служишь?
– Да нет. Я третьего егерского. Сменили мы куопийцев.
– Постой, постой, так третий егерский – наши соседи. Удача какая! – Редков стал рыться на груди под халатом. – У меня вашему командиру батальона пакет есть… Вот здорово. А я думал – до утра придется плутать, искать вас.
Редков приподнял марлю наличника. Спокойно и прямо поглядел в глаза часовому. Под его взглядом егерь как бы обмяк, стал доверчивее. Видать, не очень давно воюет.
– Штаб батальона нашего не очень далеко. Только дорога путаная, лесом. Не найдете вы его сами, господин сержант. Провожатого надо. А я не могу с поста уйти…
– Правильно, – покровительственным тоном, входя в роль, сказал Редков. – Пост для солдата – святое место.
– Да что вам без толку плутать. Еще обстреляют, чего доброго. Вы тут подождите малость. Скоро должны караулы проверять…
Слева послышался шорох снега.
– Стой, кто идет?..
– Свои… Ты с кем тут, Лейпенен, разговариваешь?
Из-за деревьев вырисовывалась грузная фигура егеря,
– А-а, Тойво… Что тебя черт носит?
– Меня не черт носит… Я часовых проверяю. – Егерь заметил Редкова. – А это что за личность?
– Это не личность, а сержант Ярвинен, парень, – веско и сердито ответил Редков. – Что-то ты, парень, очень развязно держишься?
– Извиняюсь, господин сержант… Здесь ночью трудно отличить начальника от солдата…
– Ну то-то же!.. Ты проведешь меня с ребятами в штаб третьего егерского…
– Но, господин сержант…
– Никаких «но», Тойво… К вашему командиру у меня срочный оперативный пакет. Выполняй приказание. Потом доложишь, что выполнял мой приказ…
– Слушаю, господин сержант…
Решительный, суровый тон Редкова обескуражил егеря. Он просительно взглянул на своего приятеля, как бы спрашивая, что ему делать. Лейпенен молчал.
– Значит, пошли…
Не давая опомниться провожатому, Редков негромко подал стоящему поодаль взводу условные слова финской команды:
– Взвод, за мной, марш!
Заскрипели, зашуршали по снегу лыжи. Тремя цепочками, смыкаясь на ходу потеснее, разведчики, молчаливые, настороженные, прошли мимо часового. Весельчак Сивков, поравнявшись с часовым, нарочно поскользнулся и смачно проворчал знакомое ему финское ругательство:
– Саттана!..
Шли и запоминали каждый изгиб тропы, каждый холм, каждую прогалину. У выхода на маленькую лесную полянку егерь остановился.
– Вот видите – внизу две палатки. Слева – это штаб, а справа – командирская…
– Нет, ты уж до места доведи, а потом и возвращайся в роту.
– Слушаю, господин сержант…
Александров тихо тронул локтем идущего рядом Сивкова. Тот – следующего разведчика. Легкий толчок обошел весь взвод. Это значило: быть наготове, скоро начнется.
Маленькая колонна вслед за провожатым спустилась в ложбинку. Стали ясно различимы две небольшие палатки с черными печными трубами наружу, запорошенные снегом. Александров приметил: возле сосен стояло несколько пулеметных лодочек. Около палатки – тень часового.
– Стой! Пропуск!
Резкая серебряная трель свистка разрезала морозный воздух. Редков, быстро вскинув автомат, свалил выстрелом в упор провожатого. Александров короткой, в три выстрела, очередью хлестнул по часовому.
– Огонь!