Наука плоского мира IV: Судный день
Шрифт:
Лаборатория почти опустела, лишь вокруг Проекта разливалось свечение.
– Маппин Зимли… Миленькое имя, правда?
– Заткнись.
– А если так: Оуэн Домовладелли?..
– Заткнись.
– Тогда просто Вилльям.
– Ты заткнешься наконец, Декан? Это уже не смешно, притом что с самого начала не было несмешным, – раздался голос Аркканцлера.
– Как скажешь, Гертруда.
Думминг приблизился к светящемуся Проекту.
– А, это ты, Тупс, – произнес Главный Философ, торопливо делая шаг навстречу Думмингу. –
– Вы ведь… Вы что-то такое сделали? – спросил Думминг, пытаясь заглянуть за спину Главного Философа.
– Уверен, ничего непоправимого не произошло, – успокоительно сказал Профессор Современного Руносложения.
– И он все равно еще почти совсем круглый, – произнес Декан. – Да вот спроси хоть у Чарли Зубриллера. Я теперь точно знаю, что его зовут именно так, а вовсе не Наверн Чудакулли.
– Декан, я тебя последний раз предупреждаю…
– Что вы с ним сделали?
Думминг смотрел на свой шарик. Шарик, бесспорно, стал более горячим и, несомненно, менее шарообразным. Один его бок был весь изрыт красными шрамами, а противоположное полушарие занимал большой кратер, так и пыхавший огнем. Шарик медленно вращался, чуть подрагивая.
– Почти все кусочки мы подобрали, – сказал Главный Философ, с надеждой глядя на Думминга.
– Что-что вы сделали?
– Мы просто хотели быть полезными, – сказал Декан. – Гертруда подумал, что мы вполне могли бы соорудить солнце, ну и…
– Декан! – окликнул его Чудакулли.
– Да, Аркканцлер.
– Хотелось бы еще раз обратить твое внимание, Декан, что это было дурацкой шуткой с самого начала. Жалкая попытка высмеять элементарную фигуру речи. Только четырехлетки или люди с тяжелым расстройством чувства юмора могут талдычить подобные вещи снова и снова. Так что ради твоего же блага, Декан, я взвешенно и миролюбиво довожу это соображение до твоего сведения, поскольку надеюсь, что тебе еще можно помочь. Мы все здесь торчим исключительно из-за тебя, притом я понятия не имею, на черта ты нам сдался, – с этими словами Чудакулли повернулся к перепуганному Думмингу. – Так вот, Тупс, мы сделали солнце…
– …Даже несколько солнц, – пробормотал Декан.
– Ну да, какое-то количество солнц… Но все это коловращение чертовски запутанная штука. Пока насобачишься – семь потов сойдет.
– Вы что, уронили свое солнце в мой мир? – спросил Думминг.
– Всего несколько штучек, – ответил Чудакулли.
– Мое вообще отскочило, – сказал Декан.
– Ага, и пробило вон там до безобразия здоровенную дыру, – показал Аркканцлер. – И к тому же оно откололо от планеты большущую глыбу.
– По крайней мере все кусочки моего солнца долго светились, – огрызнулся Декан.
– Ну да, внутри
Запавшими от ужаса глазами Думминг глядел на свой несчастный мир, который вихлялся из стороны в сторону, словно хромая утка.
– Там же нет нарративиума, – глухо произнес он. – Этот мир просто не знает, какого размера солнце ему требуется.
– У-ук, – сказал Библиотекарь.
– О, небеса! – воскликнул Чудакулли. – Кто его сюда впустил?
По молчаливой договоренности, Библиотекарю был заказан вход на факультет Высокоэнергетической Магии, принимая во внимание присущую ему привычку исследовать вещи, пробуя их на зуб. Такой метод, отлично зарекомендовавший себя в Библиотеке, где укус орангутана сделался точнейшим инструментом классификации, был абсолютно бесполезен в помещении со свисающими там и сям шинами, пульсирующими под напряжением в несколько тысяч чар. Запрет, конечно, был неофициальный – попробуй запрети что-нибудь тому, кто без труда повернет любую дверную ручку вместе с дубовой дверью, выломанной из проема.
Орангутан приподнялся на костяшках пальцев и куснул купол. Волшебники сразу подобрались. Тонкий черный палец покрутил колесико вездескопа, сфокусировав его на взорвавшейся вчера топке. Сейчас это была всего лишь крошечная точка, лучащаяся ослепительным газом.
Изображение сфокусировалось на светящемся угольке.
– Все равно оно слишком большое, – сказал Чудакулли. – Но попытка засчитана, старичок.
Библиотекарь обернулся к нему, и его лицо озарила вспышка взрыва. У Думминга перехватило дыхание: до него внезапно стало доходить.
– Кто-нибудь, посветите мне!
Шары так и посыпались со стола, пока Думминг пытался схватить хотя бы один из них. Когда ему это удалось, он протянул Главному Философу, который услужливо зажег спичку и поводил ею туда-сюда.
– Это сработает!
– Вот и прекрасно! – сказал Чудакулли. – А что именно?
– Смена дня и ночи! – пояснил Думминг. – И даже времена года, если мы все сделаем как надо. Отличная работа, сэр! Не уверен только насчет покачиваний, но, похоже, вы все сделали правильно.
– Как всегда, – просиял Чудакулли. – Безусловно, мы – те самые, кто все делает правильно. А что мы сделали правильно на сей раз?
– Вращение!
– А все мое солнце, – самодовольно изрек Декан.
Думминг готов был пуститься в пляс, но вдруг посерьезнел.
– Правда, успех нашего предприятия зависит от того, удастся ли одурачить тамошних людей, – произнес он. – Хотя… Там же никого нет… ГЕКС!
Послышалось механическое покашливание, и появился ответ ГЕКСа: