Наука побеждать. Авантюра
Шрифт:
– Ты по праву упрекаешь меня, - снова согласился командир паладинов, - по праву.
– Он даже голову склонил.
– Но пойми и ты меня. Я должен заботиться о своих людях, в первую очередь, не так ли? Уэльву было не спасти, равно как и твоих ополченцев, британцы уже ворвались в город. Я предложил Диего, он принял командование после твоего отлёта, спасаться, но он ответил, что городское ополчение остаётся в городе, что бы не случилось. Только после этого я приказал своим людям садиться на коней и вырываться из города с боем.
Прояснив таким образом ситуацию, я понял, что упрекать и дальше лорда Томазо просто глупо.
– Вы взяли себе меч Зигфрида?
– поинтересовался я у лорда Томазо. Знакомую рукоять я заметил только что. Я шагал рядом со стременем его коня, и она долго мозолила мне глаза, но я никак не мог вспомнить, чем мне так знакомо это простое перекрестье грубой работы.
– Я думал, вы запечатали его навечно.
– Я - гроссмейстер паладинов, - ответил он на это, - и меня готовили к подобному с самого вступления в орден. Когда на землю Испании придёт такая беда, с которой не справиться без крайних средств, проклятый меч Зигфрида вынут из алтаря и вручат достойному. В этот раз совет гроссмейстеров и магистр выбрали меня.
– А отчего не самого магистра ордена?
– удивился я.- Уж кто достойней прочих.
– Верно, - согласился лорд Томазо и совершенно спокойно продолжил, - но магистр не может быть избран для этой доли. Как только опасность пройдёт, меч вновь будет запечатан, а носившего его паладина казнят, чтобы он не осквернял свою душу грехом самоубийства или, хуже того, не сошёл бы с ума, опьянённый кровью, и не начал убивать направо и налево, не щадя ни своих, ни чужих.
– Вот оно как, - протянул я, поглядев на паладина, мирно покачивающегося в седле, звеня доспехами. Вот едет он рядом со мной, живой человек, но на самом деле он - покойник. Закончит своё дело, если, конечно, жив останется, а потом его свои же братья и убьют.
– Интересные обычаи у вас, паладинов.
– Других быть не может, - покачал головой лорд Томазо.
– Этот меч слишком опасен, чтобы сохранять его на свободе. И человека он поражает настолько глубоко, изъязвляя самую душу его, даже столь крепкую в вере, как моя, что оставлять его в живых тоже нельзя. Проносивший Грам достаточно долго, становится безумцем, и даже если он не станет бросаться на всех, то начнёт изыскивать способы добыть меч себе. Наиболее известные из таких Эль-Сид Кампеадор, сделавший войну смыслом жизни, или Эрнан Кортес, выкравший меч и бежавший с ним в Новый Свет. С тех пор, у всех кто идёт с Грамом в бой руки всегда по локоть в крови. Это не просто фигуральное выражение. Кровь начинает просачиваться сквозь поры кожи, въедаясь в одежду,
– А чья же?
– удивился я.
– Точно никто не может сказать, - пожал плечами гроссмейстер, - однако некоторые учёные богословы предполагают, что это кровь всех тех, кто был убит этим мечом.
– Но откуда она берётся тогда?
– О, сын мой, - усмехнулся лорд Томазо, - вот на этот вопрос ответ ищут уже больше двух сотен лет. И пока не нашли.
За такими разговорами мы добрались до эфемерной границы контролируемой паладинами территории. Об этом мне и сообщил лорд Томазо.
– Пора прощаться нам, - сказал он мне.
– Удачи тебе не желаю, ты - наш враг, как бы то ни было. И мы вполне можем встретиться в битве, тогда пощады не жди. AdiСs.
– От меня можешь ждать того же, - кивнул я, пожимая протянутую руку паладина, пальцы её были испятнаны въевшейся кровью.
– Прощай, - сказал я ему по-русски.
Лорд Томазо развернул коня и вместе с остальными паладинами умчался куда-то на юго-запад.
– Прошу прощения, - обратился ко мне старший унтер Ковалёв, - а о чём вы разговаривали с этим рыцарем?
– С лордом Томазо?
– зачем-то переспросил я.
– О старых приключениях моих. О полке моём, что погиб в Уэльве, о проклятом мече, истекающем кровью. В общем, ни о чём. Прибавить шагу, - скомандовал я, оторвавшись от воспоминаний, - надо спешить. И не расслабляться, паладины нас больше не прикрывают, а засаду герильясы вполне могут устроить.
Не успел я со стрелками вернуться в расположение полка, остановившегося на отдых до вечера, как меня тут же нашёл Ахромеев. Он всё ещё был бледен, сказывались полученные и скверно залеченные ранения, однако держался хорошо. Я ожидал, что при нём окажется мой бывший офицер прапорщик Фрезэр, но нет, Ахромеев был один.
– Тому, что ты попал в очередную историю, я уже не удивляюсь.
– Похоже, он перенял привычку своего начальника, графа Черкасова, начинать разговор без приветствий.
– Равно как и тому, что выбрался из неё без потерь.
Интересно, про что он? Про встречу с британскими стрелками или паладинами? Скорее, про вторую встречу, в конце концов, кому интересна банальная перестрелка в полупустом городишке, а вот паладинов встретишь далеко не каждый день.
– Но я пришёл не поэтому, - продолжил он.
– Ты, наверное, заметил, что в армии настроения падают день ото дня. Заметил. Не мог не заметить.
– И?
– подтолкнул его я.
– Нам с Фрезэром удалось выяснить источник этих настроений, - ответил Ахромеев.
– Это штабс-капитан Рыбаков, пройдоха и сукин сын. Он был должен всему своему полку, но неожиданно оказался при деньгах. Это было как раз перед нашим походом в Испанию.
– Куплен британцами, - резюмировал я, для того, чтобы прийти к такому выводу не надо быть чиновником тайной канцелярии.
– Но я-то тебе зачем?
– Во-первых: из-за твоей феноменальной удачливости, - честно ответил Ахромеев, - которую ты подверг сегодня серьёзной проверке. Это надо же нарваться на паладинов, о которых тут легенды ходят, и встретить своего старого знакомца. Да ещё и имеющего серьёзный вес среди них. А во-вторых: в этом деле мне нужен человек, которому я могу доверять полностью.