Навь и Явь
Шрифт:
После ужина они все вместе гуляли по огромному саду, выращенному с большой рачительностью и любовью. Огнеслава несла на одной руке Раду, а на другой – Ратибору, целуя попеременно то одну, то вторую девочку. Берёзка рассказывала:
– Это черешневые деревья Светолики. Не пробовали никогда птичью вишню? Нет? Мне её тоже только в меду довелось кушать, а свежей я ещё не ела… Она сладкая, как малина. Светолика привезла это дерево из далёкой тёплой страны, посадила и приучила его к нашим краям. Заряславль – южный город, и потому черешня тут неплохо прижилась.
В воздухе была разлита пронзительная, окрыляющая свежесть, безупречное зеркало небосклона румянилось прохладным закатом, а на густеющей синеве уже проступали бледные звёзды. На лице Берёзки лежал тихий, чистый отсвет этого спокойного вечера, придававший её облику одухотворённость, мудрость и мягкое смирение, и под сердцем у Огнеславы рождался тёплый, живой и дышащий комочек восхищения этой девушкой. Но выразить его было нельзя: разве поняла бы жена, если бы княжна опустилась на колени перед Берёзкой и покрыла поцелуями её руки? А именно этого Огнеславе вдруг и захотелось сейчас – нестерпимо, до сладкой тоски под рёбрами.
– Ну что, спать пора? – Княжна поставила девочек на землю, ласково ущипнув за носики. – Всё, живо по постелькам! Где тут у нас опочивальни, Берёзка?
– Идёмте, я провожу, – степенно пригласила девушка.
Большая спальня, поблёскивая золотым убранством, с готовностью распахнула свои двери перед Огнеславой и Зорицей. Широкое супружеское ложе под парчовым навесом сияло снежной белизной простыни и подушек, и Зорица прошептала потрясённо:
– Да на такой постели заблудиться можно!
– Ничего, я тебя найду, – с намёком приподняв бровь, усмехнулась княжна.
Новый день начался для неё ещё до рассвета, в свежей голубой полумгле. Не став никого тревожить насчёт завтрака, Огнеслава удовольствовалась водой из кувшина, стоявшего на столике в опочивальне, привычно привела в порядок голову старой, но всегда остро заточенной бритвой с костяной ручкой, а потом направилась в кузню, которую мельком видела вчера, осматривая свои новые владения вместе с советницами. Дверь была не заперта, и княжна вошла, окунувшись в привычный гул, грохот и жар; никем не замечаемая, приблизилась она к огромному стальному колесу с зубцами, которое ворочали с помощью лебёдки несколько дюжих оружейниц, раздетых до пояса.
– Это что такое будет? – полюбопытствовала она.
– Шестерня это, – ответила ей блестящая от пота женщина-кошка. – Для часов. Госпожа Светолика хотела башенные часы в каждом белогорском городе поставить.
Тут работницы заметили богатую одежду княжны и что-то заподозрили.
– Уж не сестрица ли ты нашей госпожи?
– Она самая, – улыбнулась Огнеслава. – Вы не смущайтесь, работайте! Дозвольте мне только у вас тут осмотреться. Я сама в некотором роде… – княжна скользнула ладонью по свежевыбритой голове с косой на темени, – сестра вам по ремеслу.
– Меня Славной звать, госпожа, –
Щегольской кафтан и рубашку из тонкого дорогого полотна пришлось скинуть: в этом пекле одетой находиться было невозможно, пот струился по коже Огнеславы ручьями, и одежда неприятно липла к телу. Для неё также нашлась пара рабочих сапогов и огнеупорный передник, и княжна с удовольствием ощутила себя в привычной обстановке. Увидев на стене чертёж, выполненный на большом куске выделанной кожи, она спросила:
– А это что?
Славна, обладательница густых тёмно-пшеничных бровей, зеркального черепа и пронзительно-светлых глаз с ласковыми лучиками ресниц, ответила:
– Это, госпожа, устройство часов башенных. Госпожа Светолика их во сне увидала и загорелась сделать.
– Как это – во сне? – Огнеслава разглядывала рисунок, уже несколько выцветший и закоптившийся, но всё ещё отчётливо видимый. На нём она заметила несколько зубчатых колёс, подобных тому, что делали оружейницы.
– Уж не знаю, – усмехнулась Славна. – Не ведомо нам, из каких неземных чертогов выуживала княжна всё это. Может, сама придумывала, а может, и правда видела где-то в своих снах…
Как, оказывается, мало знала Огнеслава свою сестру! Об изобретениях её она была наслышана, некоторые даже видела своими глазами, но вот каким образом Светолика их создавала – это для неё оставалось загадкой.
– А как это всё работает? – Княжна обрисовала пальцем круг в воздухе перед чертежом.
Славна принялась охотно объяснять, каким образом части часового механизма приводились в движение, как взаимодействовали друг с другом. Рассказывала она легко и доходчиво, и вскоре Огнеслава уже вполне ясно представляла себе, что, куда, как и для чего. Ей захотелось самой что-нибудь изготовить, и она выбрала одну хитрую пружину в круглой рамке. Вытянуть и расплющить в ленту толстую проволоку было нетрудно, вся загвоздка состояла в том, каким образом её скрутить, чтобы получилась в точности та пружина, какая требовалась по чертежу. Огнеслава мудрила так и эдак, гнула и тянула стальную нить, скручивала, сжимала… Коварная пружина вдруг вырвалась от неё, подпрыгнула, как живая, и принялась скакать по кузне между полом и потолком: упругая волшба с рук Огнеславы долго не давала ей успокоиться.
– Тю, зараза, чтоб тебя! – досадливо выругалась княжна, кидаясь ловить беглянку.
А навстречу ей шагала богатырского роста кошка. Её кожа цвета обожжённой глины упруго лоснилась, под ней гуляли бугры мышц, а серебристо-льняные брови нависали кустиками над необычно светлыми, словно доведёнными до белого каления глазами. Злосчастная пружина угодила по её блестящему черепу и отпрыгнула от него, но невысоко: её поймали и сжали стальные пальцы, которым ничего не стоило погрузиться в жерло огненной горы и выйти оттуда невредимыми. Огнеслава сдала назад, слегка оробев перед суровым ликом оружейницы, которая оказалась выше её на целую голову.