Навь Остров. Территория забытых богов
Шрифт:
Тут Степан Егорыч как-то сник, сгорбился, посмотрел на свою погасшую трубку, спрятал ее в карман, сел на свое место.
– Что дальше-то было, дедушка?
– покойно, без следа нетерпения в голосе, спросил Матвей.
– А что дальше?
– Ответил за приятеля его сосед - Иван Кондратьевич.
– Пошел в воду граф, с дочкой на руках. Скрылся в темноте... А вернулся один. Утопил он ее, Настасью-то! Задумано так было у них - у лекаря ентого, с Левашовым!
– Как это - утопил?
– У Алексея даже голос дрогнул.
– Утопил, сынок, и вся недолга! Это потом уж, старики сказывали, выяснилось, что ентот самый лекарь... Да и не лекарь он был - колдун, самый, что ни на есть - колдун! Он лишил разума графа! Он заставил
– Да как же такое возможно?!
– А вот так!
– Вступила в разговор бабка Акулина.
– По всему выходило, что, ежели девица - дитя некрещеное, утопнет, то непременно превратится в навку! К человеческому племени она уже принадлежать не будет, но людское обличие не потеряет. Убитый горем отец - граф Левашов, и на такое был согласен, лишь бы Настеньку свою лишний раз к груди отцовской прижать можно было. Она ведь на этом свете уж и не жилец была, а вот навкой - вечно жить могла!
– Постойте, постойте, ребята!
– Вскочил Платонов.
– А мозаика-то складываться начинает!
– Погоди, Игорь Павлович, - усадил профессора на место Василенко, - что там дальше было?
– А что дальше?
– Тяжело вздохнул Иван Кондратьевич, лицо которого раскраснелось, то ли от коньяка, то ли от возбуждения.
– Дале ничего хорошего и не было, потому как от таких затей ничего путного выйти не могёть. Ежели Господь решил прибрать к себе душу, знать так тому и быть. Тут токмо смириться надоть, и не гневить Отца Небесного мыслями да деяниями крамольными. Заместо того, что бы покориться воле Божьей, граф Левашов, Михайла, значит, Константинович, надумал супротив воли его пойтить, а энтот самый лекарь-колдун - тут как тут! Ведь это он подговорил графа таким вот "макаром" дочу его "исцелить", а сам, лишенец, использовал горе барина в своих темных деяниях! Говорят, когда убитый горем отец вышел из озера, один уже, без дочки, навстречу ему вышел волхв из общины. Кричал что-то, посохом потрясал, бранился на графа, мол - беду великую на всех накликал! И действительно, сынки, благодатная жизнь в раю энтом, с тех пор, закончилась. Нечисть откуда-то полезла - одна страшнее другой: и ползучая, и летучая, какая на вас нонче напала, мертвяки с болот полезли, упыри! Люди стали пропадать, скот. В лес, который испокон веков кормил ягодами, грибами, орехами, живностью - лучше не соваться! Жрец сказывал, что вся беда эта из-за того, что открылись врата в преисподнюю, которые их Бог когда-то закрыл намертво. Переживал он сильно, говорил, что их община для того тут и поселилась когда-то, что бы врата эти, значится, охранять. А еще жалел, что пустили они сюда графа с его крестьянами, что, мол, от этого вся беда и приключилася!
– Так с графом что дальше было, и с дочкой его?
– Настенька, как и желал ее батюшка, в навку превратилась, да совсем не в такую, которую он желал видеть. Лютовала она шибко, сынки, душ невинных много погубила. Старики сказывали - мстила она так за долю свою страшную людям. Граф-то, когда увидел, какую беду он сотворил, умом тронулся! А колдун-то, как раз, распоясался совсем, заходил птицей важной. Ведь нечисти он не боялся, а наоборот - власть какую-то имел над ней! Люди стали приходить к нему с поклоном, подношения всякие приносить, лишь бы от беды оградил. Но тут совсем уж распоясался! Сказал, что от нечисти избавиться никак не можно, но можно ее умилостивить, а для этого нужно принести богам, которые властвуют над ней, жертву... человеческую! И не одну!!!
Дед замолчал, как будто хотел дать слушателям возможность осознать весь ужас услышанного. Безуспешно попытался затянуться давно погасшей трубкой, досадливо крякнул, и продолжил.
– Тут уж не выдержал люд местный, собрался миром, и прогнал колдуна из этих мест. С ним и навка куда-то подевалась - видать, и над ней лекарь власть имел немалую. Нечисть из преисподней, хоть и меньше, но продолжала донимать народ местный,
– А с графом-то что сталось?
– Сгорел граф, Михайла Константинович, в избе своей... это которую поперед дома для него построили. Он после беды-то всей ентой в ней и хоронился. Говорили - сам-то и запалил. Оно и не мудрено! Шутка ли - горе такое перенесть, да осознать, на какие муки душу дочери обрек! То, что от него осталось, его денщик собрал, а затем схоронил по христианскому обычаю.
Ночь на долину опустилась быстро, решительно вытеснив сумерки из совсем небольшого промежутка времени суток. К этому времени все обитатели деревни уже были внутри укрепления, за исключением мужиков, оставшихся дежурить у больших куч хвороста, разложенных вокруг крепости. В случае опасности дежурные должны поднять тревогу и быстро зажечь костры, селяне давно заметили, что нечисть огня не любит, можно даже сказать - боится, старается держаться от него подальше. По тревоге все, способные держать оружие мужчины, занимали место на стенах укрепления и на крышах, в обязанности женщин входило увести в подготовленные укрытия детей и стариков.
Устали от такой жизни селяне, здорово устали. Устали постоянно находиться в состоянии тревоги, напряжения, и днем, и ночью ожидая нападения зловещих порождений мира мертвых. Устали и обитатели общины, которые давно уже не сомневались, что виновником в происходящей беде является ни кто иной, как странный лекарь-колдун, когда-то появившийся на Навь Острове. Кто он такой, откуда, действительно его предки - выходцы из чудесной долины - наверняка не знал никто, но в том, что Ангрипп служит силам, рвущимся из темных глубин Нави - уже никто не сомневался.
После ужина искатели, на которых рассказ о финале трагической судьбы графа Левашова и его дочери Анастасии произвел впечатление, собрались в полуразрушенной беседке.
– Так что, мужички, - удобней устраиваясь на мраморной скамейке, начал Федор, - у кого какие мысли по поводу услышанного будут.
– А вот пускай наш профессор скажет, - похлопал по плечу Игоря Василенко, - он когда еще заявил, что у него какая-то там мозаика сложилась!
– Ну, господа хорошие, тут же все очевидно!
– Развел руками Платонов.
– Фактов у нас накопилось достаточно, нужно только разложить их в нужном порядке, то есть - систематизировать, что бы сложилась ясная картина событий.
– И?
– Что "и", Семеныч?
– Ты их систематизировал?
– Ну, есть еще кое-какие шероховатости, но в целом...
– Так давай же, Склифосовский, трави, пока тихо!
– Воскликнул егерь.
– А то, вдруг какая напасть полезет! Не будем же мы в доме отсиживаться, пока народ воевать будет! Рассказывай, Игорек, а твои шероховатости мы, по ходу, отшлифуем.
– Хорошо. С вашего позволения, свои соображения я начну выкладывать немного с необычной стороны, а именно - с легенды о том, как Сварог заточил в самых нижних слоях Нави взбунтовавшегося сына и его слуг-сподвижников, которую любезно рассказал Григорий Семенович. Хотя, честно говоря, после всего того, что нам пришлось увидеть и с чем довелось столкнуться, я уже не совсем уверен, что это только легенда, а не реальные дела доисторических времен.
Итак, мятежный Сварожич наказан изгнанием, вместе со своим воинством, на самое дно Тьмы. Но в мире людей осталось немало его слуг, сторонников, адептов, смыслом жизни которых теперь является одна задача - освободить своего хозяина и его главных слуг из - заточения. Предполагаю, что Ангрипп - один из таких адептов. Колдун, в той или иной степени обладающий знаниями древних, к тому же, вполне возможно, что действительно из бывших волхвов-привратников, переметнувшийся, по какой-то причине, на противоположную сторону. Кстати, не могу сказать, что означает его имя, но есть в нем что-то скандинавское. Точнее смогу определить по возвращении домой.