Наваждение генерального

Кужель Маша

– Стас, - прошептала я, - я тебя люблю.

Слова сами сорвались с языка, в них было столько чувств, сколько могло уместиться в мое переполненное любовью сердце.

Они повисли между нами, и тишина становилась все более оглушающей.

Но вместо того, чтобы ответить или улыбнуться, Соколов дернулся, словно от пощечины. На его лице было написано полное замешательство. Внезапно возникшее между нами расстояние казалось непреодолимым.

– Ульяна, я...
– он провел рукой по волосам.

– Стас… - мой голос дрогнул.

–

Мне надо идти, - и с этими словами он развернулся и быстро пошел к машине, а я осталась стоять одна возле подъезда, не в силах вымолвить ни слова. Такой дурой, как сейчас, я не чувствовала себя никогда…

Я смотрела, как он уезжает, задние фары его машины постепенно растворялись в темноте. Я обхватила себя руками, словно боялась рассыпаться на куски. Почему он отстранился? Слишком рано я ему призналась? Неужели это конец…

Я на автомате поплелась домой. Я не помню даже как вошла в квартиру, в голове роились сомнения и вопросы, на которые не было ответов.

Я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Я никогда не забуду выражение его лица - словно я протянула ему не сердце, а гранату.

– Какая же я дура, - прошептала я себе, ругая за поспешное признание.
– Дура! Дура! Дура!

Я посмотрела в зеркало и увидела в отражении девушку, едва сдерживающую слезы. Совсем не похожую на уверенную женщину, которая еще вчера неслась по порогам, с ветром в волосах, смеясь без удержу.

– И на что я рассчитывала, влюбляясь в такого мужика?
– горько усмехнулась я, стирая слезы тыльной стороной ладони. Свет в моей жизни снова как будто выключили…

Глава 31

Утренний свет просачивался сквозь жалюзи, отбрасывая тени на смятую простынь. Я ворочалась всю ночь, анализируя каждую секунду нашего совместного с Соколовым отпуска, который привел к моему провальному признанию в любви.

И вот наступил понедельник, и мне предстояло отправиться на работу и встретиться лицом к лицу с последствиями моего провального поступка.

Быть влюбленной - это значит подарить кому-то свое сердце. Оно драгоценное и хрупкое, и ты надеешься, что его будут беречь. И вот я рискнула, и мое сердце разбилось вдребезги.

Я собиралась механически на работу, словно робот. Я понимала что меня ждет и чувствовала только одно желание - завернуться в одеяло и никуда не выходить.

– Спокойно, Ульян, - сказала я своему отражению, пытаясь набраться хоть какой-то смелости.
– Бывало и хуже.

Весь этаж гудел, когда я пришла в офис, но я могла думать только об одном. О Соколове и его реакции.

Я решила встретиться лицом с трудностями сразу же, поэтому поднялась к нему.

Кабинет Соколова был закрыт.

Я постояла на пороге, раздумывая, не постучать ли, но его помощница пронеслась мимо с папками, избегая моего взгляда.

– Он на

месте?
– спросила я, притворяясь равнодушной.

– Весь день на совещаниях, потом в аэропорт. Он просил его не беспокоить, Ульяна, - ее тон давал понять, что я последний человек, с кем он хотел бы говорить.

– Понятно, - ответила я тихо.

Я вернулась к своему рабочему месту, едва сдерживая желание позвонить ему.

Я с трудом заставила себя сосредоточиться на делах и отчетах - лишь бы не думать о Соколове и зияющей пустоте, которую он оставил.

Часы томительно тянулись. Коллеги делились планами на выходные, а я молчала, стараясь скрыть израненное самолюбие.

– Может, он переспит со стюардессой и избавит меня от неловкого разговора о расставании, - подумала я, используя юмор как защиту от боли.

Пробило пять, и стало ясно: Соколов улетел, не сказав мне ни слова. Обида резанула холодом.

– Ну и скатертью дорожка, - сказала я в пустоту.

Губы скривились в усмешке, но на душе скребли кошки.

Я вздохнула, собираясь домой. Телефонный звонок разрезал тишину. Сердце подпрыгнуло - наполовину от надежды, наполовину от страха. Это он. Я подождала еще немного, прежде чем нажать на экран дрожащим пальцем.

– Да?
– мой голос прозвучал отстраненно.

– Привет, Ульян... Это я, - голос Соколова звучал гулко, как будто из бездны.
– Послушай, насчет вчерашнего...

– Вчерашнего?
– перебила я.
– Ты имеешь в виду, когда я призналась тебе в своих чувствах, а ты сбежал? Оставив меня стоять там, как идиотку последнюю?

В трубке повисла неловкая пауза. Сквозь помехи я почти слышала, как он борется со своими внутренними демонами.

– Ульяна, я...
– он устало вздохнул.
– Я не знаю каково это. Быть любимым. У меня была непростая жизнь, и все это мне чуждо.

– Стас, - смягчилась я.
– Ты зациклился на всем худшем. Но чтобы в твоей жизни появилось что-то хорошее нужно приложить усилие. Или хотя бы попытаться пойти изменениям навстречу.

– Может быть, но...
– начал он и тут же осекся.

– Выкладывай, Соколов, - подтолкнула я.

– Мне кажется, что я не создан для любви. Будто во мне что-то сломали, и я либо все испорчу, либо оттолкну, либо просто не заслуживаю этого.

– Какой же ты идиот!
– вырвалось у меня.

Я вышагивала по опустевшему офису, крепко сжимая телефон.

– Ты думаешь, можешь сам решить, заслуживаешь ли ты чьей-то любви? Это не твое решение, Станислав. Мое. И я тебе говорю: ты достоин - даже если ты слишком упрям, чтобы это понять.

– Ульяна, я...

– Не закрывайся от меня, Соколов, - перебила я, со смесью мольбы и приказа.
– Либо ты заканчиваешь эти кошки-мышки. Либо все кончено. Потому что я не собираюсь жить в неопределенности и ждать, когда ты разрешишь мне любить себя.

Я затаила дыхание, ожидая что он скажет. В ответ - только глухая, непроницаемая тишина.