Наваждение, или Мой чужой мужчина

Черно Адалин

— Женя, что? — кричит в трубку подруга, но я просто не в силах ответить.

Мне так внезапно становится себя жаль, что я просто не могу справиться с чувствами. Соплю в трубку и, тщательно вытирая слезы, отвечаю:

— Дима мне изменяет.

— Ох, бля… Я сейчас приеду!

— Нет, нет, ну нужно, — беру себя в руки. — Мы обязательно увидимся завтра, Оль. Отдыхай. Вадим приехал?

— До сих пор не берет трубку, — разочарованно говорит подруга, а я сдерживаюсь, чтобы не сказать "Вдруг и он тоже… изменяет".

—

Не нужно приезжать, — настойчиво говорю я. — Завтра увидимся.

Мы разговариваем еще несколько минут. Оля называет Диму козлом и уродом, недостойным меня, а я продолжаю плакать и думать, что делать дальше. Около двенадцати я вдруг понимаю, что хочу избавиться от вещей Димы, но в последний момент принимаю решение выйти и посмотреть на салюты.

Накидываю пальто, хватаю со стола пару мандаринов и беру в руки недопитую бутылку мартини. Спускаюсь на первый этаж и замечаю мужчину, сидящего на ступеньках.

— С Новым годом, — поздравляю его и выхожу на улицу.

Несколько человек из нашего дома запускают салюты, а я одиноко стою в стороне с дольками мандаринов и алкоголем. Едва ли мне есть дело до того, что обо мне подумают. К счастью, никто ничего не спрашивает. Мы обмениваемся поздравлениями, улыбаемся друг другу, и я остаюсь одна. Когда замерзаю, решаю вернуться внутрь и снова натыкаюсь на того же мужчину.

Бомж, что ли? Это первое, что приходит в голову. И только потом я обращаю внимание на дорогие часы, явно подобранные со знанием, кожаные ботинки, идеально сочитающиеся с черными джинсами и пуховик. Он, правда, выбивается из общего стиля, но в том, что передо мной точно не бомж, я уверяюсь.

И удивляюсь тому, что делает явно не бедный человек в нашем подъезде. У нас, конечно, не притон, но и Ролексы никто не носит.

— Плохой день? — я сажусь рядом с ним и протягиваю пару долек мандарина.

Мужчина растерянно смотрит сначала на мою руку с фруктом, а после и на меня. Рассматриваю мужчину настолько, насколько позволяет освещение подъезда. Он привлекательный: с красивыми карими глазами, изогнутыми бровями, высоким лбом, небольшим носом, пухлыми губами, растянутыми сейчас в едва заметной улыбке, и широким квадратным подбородком.

Красив, ухожен, стильный.

Запоздало замечаю на виске с противоположной стороны кровоподтек и когда, наконец, обращаю на него внимание, охаю и выдаю:

— У вас кровь.

Мужчина касается виска и растерянно кивает, а я осознаю, что безумно хочу услышать его голос. Почему-то я уверена, что мужчины с такой внешностью и говорят волшебно, завораживающе.

— Простите, я… сегодня новогодняя ночь? — хриплым и до безумия сесуальным голосом спрашивает он, хотя я уверена, что секс — последнее, о чем он думает в этот момент.

Я настолько торможу, вслушиваясь в вибрации его голоса, что даже не сразу понимаю странность вопроса, а когда, наконец, ко мне доходит, растерянно интересуюсь:

— Вы не празднуете

Новый год?

Иных объяснений, почему взрослый мужчина не знает, что сегодня новогодняя ночь у меня нет. Я глупо улыбаюсь и жду ответа, но его, кажется, не последует, потому что мужчина отворачивается и склоняет голову на руки. Я все еще сижу с зажатыми в руке дольками мандарина и принимаю единственное верное в этот момент решение — тихо поднимаюсь и стараюсь так же бесшумно уйти.

Я успеваю пройти несколько ступенек, когда меня удерживает сильная мужская рука. Я поворачиваюсь и хочу закричать, но мне не дают. Мужчина накрывает мой рот шероховатой ладонью и прижимает меня к стене. Страх липким слоем прокатывается по внутренностям, и все, о чем я могу думать — мне никто не поможет.

Глава 2

Незнакомец

— Не бойтесь, пожалуйста, — стараюсь как можно спокойнее говорить, чтобы не напугать очаровательную девушку, так удачно подсевшую ко мне. — Мне нужна ваша помощь, — морщусь от сильнейшей вспышки боли, накрывающей виски и с трудом продолжаю: — Я потерял память и при мне нет никаких документов. Я не знаю, какая именно помощь мне нужна и мне не к кому обратиться.

По ее расширенным от ужаса глазам и дико бьющемуся сердцу, которое я ощущаю грудью, понимаю, что задумка не напугать ее не удалась. Чертыхаюсь, осознавая, что мои манеры, если они когда-то и были, радостно свалили вместе с памятью.

— Простите меня, пожалуйста. Я вас отпущу, только не кричите, — легонько убираю руку с ее талии, немного отодвигаюсь и вижу, что девушка о чем-то сосредоточенно думает. — Умоляю вас, не кричите, мне правда жутко нужна помощь, чтобы что-то вспомнить. Может, вы знаете меня? Я живу в этом доме?

Убираю, наконец, руку из ее рта и таки жду крика, потому что понимаю — женщина.

Странно, я знаю столько вещей, но не могу вспомнить ни имени, ни сколько мне лет, ни даже внешности. С последним кое-как разобрался, уловив отражение в полированной двери, но в целом, даже не знаю, какого цвета у меня глаза. Судя по тому, что девушка присела ко мне, я не страшный и не произвожу впечатления какого-то маньяка. Да и сейчас она не кричит, а тупо смотрит на меня и хмурится. Причудливо сводит брови на переносице, так что создается ощущение одной непрерывной внутренней борьбы.

— Вы потеряли память? — растерянно спрашивает.

Бинго!

Я хочу закатить глаза от очевидности, потому что высказал ей свою проблему минуту назад, а она ведет себя так, будто ничего не произошло и все это время она не слышала, что я говорил. Женщины, я уже говорил.

— Я ни разу не видела вас здесь, — растерянно произносит она.

— Я не помню своего имени, возраста, не знаю, как выгляжу и кем работаю. При мне только пару тысяч наличных. Даже телефона нет. О документах вообще молчу.