Наваждение

Престон Дуглас

— Как вы себя чувствуете, Констанс? — спросил он. — Вы садитесь, пожалуйста.

— Прекрасно, доктор. А вы?

— Отлично. — Он улыбнулся и положил ногу на ногу. — Рад случаю с вами повидаться. Мне хотелось кое о чем спросить. Не для протокола. Вы согласны поговорить несколько минут?

— Разумеется.

— Очень хорошо. Надеюсь, я не покажусь излишне любопытным. Наверное, это издержки моей профессии. Не могу сразу отключиться, даже когда все сделаю. Вы родились на Уотер-стрит?

Она

кивнула.

— Дома?

Опять кивок.

Доктор посмотрел в свои записи.

— Сестра по имени Мэри Грин, брат — Джозеф, мать — Честити, отец — Гораций. Все верно?

— Совершенно.

«Совершенно». Произношение у нее такое… необычное.

— Когда вы родились?

— Я не помню.

— Помнить вы, разумеется, не можете, но должны же вы знать дату своего рождения?

— К сожалению, нет.

— Наверное, где-то в конце восьмидесятых?

По ее лицу мелькнула тень улыбки — и пропала; Фелдер едва ее заметил.

— Скорее в начале семидесятых.

— Вы же говорили, что вам двадцать три.

— Примерно. Как я уже упоминала, своего точного возраста я не знаю.

Фелдер слегка прокашлялся.

— Констанс, вам известно, что ваша семья не была зарегистрирована на Уотер-стрит?

— Быть может, вы недостаточно тщательно искали.

Он подался вперед.

— По какой причине вы скрываете от меня правду? Помните — я здесь для того, чтобы вам помочь.

Молчание. Он смотрел на фиалковые глаза, прекрасное юное лицо в обрамлении золотистых волос; это незабываемое выражение он помнил с первой встречи: надменность, безмятежное осознание своего превосходства, возможно, даже презрение. У нее был вид… королевы? Нет, не совсем то. Ничего подобного Фелдер никогда не встречал.

Он убрал свои записи, постарался принять непринужденный вид.

— А как вы стали подопечной мистера Пендергаста?

— Когда умерли мои родители и сестра, я осталась бездомной сиротой. Дом мистера Пендергаста на Риверсайд-драйв… — пауза, — много лет пустовал. Я жила там.

— Почему же именно там?

— Он большой, удобный, там есть где спрятаться. И еще там хорошая библиотека. Когда мистер Пендергаст унаследовал дом, он обнаружил там меня и стал моим официальным опекуном.

— Почему он стал вашим опекуном?

— Из чувства вины.

Молчание.

Фелдер прокашлялся.

— Чувство вины? Почему вы так говорите?

Констанс не отвечала.

— Быть может, мистер Пендергаст — отец вашего ребенка?

На этот раз она ответила, причем неестественно спокойно:

— Нет.

— А каковы ваши обязанности в его доме?

— Я его стенографистка. Помощница. Я знаю языки.

— Языки? И на каких языках вы говорите?

— Только на английском. Я умею бегло читать и писать на латыни,

древнегреческом, французском, итальянском, испанском и немецком.

— Интересно. Вы, должно быть, способная ученица. Где вы учились?

— Я училась самостоятельно.

— То есть вы хотите сказать — вы самоучка?

— Я хочу сказать, что училась самостоятельно.

«Неужели такое возможно?» — удивлялся Фелдер. В наши дни, в наш век — неужели кто-то может родиться и вырасти в городе и быть для властей невидимкой? Неофициальная беседа тоже ни к чему не привела. Пора действовать более прямо, чуть надавить на пациентку.

— Как умерла ваша сестра?

— Ее убил серийный убийца.

Фелдер помедлил.

— Полиция об этом знает? Убийцу нашли?

— Нет и нет.

— А ваши родители? С ними что случилось?

— Они оба умерли от чахотки.

Тут Фелдер воспрянул. Это проверить легко, в Нью-Йорке все случаи смерти от туберкулеза тщательно регистрируются.

— В какой больнице они умерли?

— Ни в какой. Где умер отец, мне неизвестно. Знаю только, что мать умерла прямо на улице и ее похоронили в общей могиле кладбища для бедных, на Харт-Айленде.

Констанс сидела, сложив руки на коленях.

— Вернемся к вашему рождению, — разочарованно продолжил Фелдер. — Вы не помните даже в каком году родились?

— Нет.

Фелдер вздохнул.

— Мне хотелось бы задать несколько вопросов о вашем ребенке.

Констанс молчала.

— Вы бросили его в море, потому что он — само зло. Почему вы так решили?

— Таким был его отец.

— А вы расскажете мне, кто он?

Никакого ответа.

— Значит, вы считаете, что зло можно унаследовать?

— В геноме человека существуют совокупности… наборы генов, которые отвечают за криминальные склонности, и они передаются по наследству. Вы, конечно же, читали о недавних исследованиях «черной триады» в человеческом характере?

С этим исследованием Фелдер был знаком; такой ясный и грамотный ответ его удивил.

— И потому вы решили убрать из генофонда его гены, бросив ребенка в Атлантический океан?

— Верно.

— А его отец? Он жив?

— Он умер.

— Каким образом?

— Был низвергнут в пирокластический поток.

— Низвергнут… куда, простите?

— Это геологический термин. Он упал в вулкан.

Доктору потребовалось время, чтобы вникнуть в ее слова.

— Он был геологом?

Никакого ответа. С ума можно сойти — вот так топтаться и топтаться по кругу и ничего не добиться!

— Вы сказали «низвергнут». То есть его туда столкнули?

И снова никакого ответа. Понятно: дикая фантазия, которую не следует поощрять и развивать.

Фелдер сменил тему: