Навечно твой
Шрифт:
— Это был ужасный путь, — торжественно признала Бет. «Была ночь, люди были повсюду, и я была так голодна, и они так хорошо пахли. Были времена, когда я не думала, что мне удастся добраться до дома, не напав на какого-нибудь бедного прохожего и не укусив его. Но я это сделала, — сказала она, гордо подняв голову, а затем кривая улыбка изогнула уголок ее рта, и Бет призналась: — Проблема была в том, что я не знала, что делать, когда доберусь туда. Жажда крови была настолько сильной, что я едва могла думать. Я, конечно, не знала, как связаться с Дри. Я даже не могла вспомнить, в какой стране она в тот момент была, или где была ее следующая остановка. Я подумала, что если бы у меня было немного крови, совсем немного, мой разум прояснился бы настолько,
«Что ты делала?» — мягко подсказал Скотти, когда она замолчала.
— Я питалась крысами, — с отвращением призналась Бет. «Вот в каком отчаянии я была. У нас были кошки, когда мы жили в борделе, но мы забрали их в новый дом, когда переехали. Без кошек туда заселились крысы. В течение двух недель я оставалась в доме, спала днем, а затем просыпалась, чтобы поесть любых крыс, которых я могла поймать в доме, прежде чем выскользнуть на улицу ночью, чтобы попытаться найти других мелких животных. Обычно все, что я находила, было больше крыс или случайные птицы, однажды даже паршивый старый кот. Казалось, ничего из этого не помогало, но я все еще не могла вынести мысли о том, чтобы укусить другого человека». Она вздрогнула от одной мысли.
«И вот однажды ночью я гонялась за крысой за углом дома, когда мимо проехала карета. Проходя мимо, она замедлилась, и я взглянула вверх и уставилась на женщину, смотревшую в окно. Это была Дри. На минуту я не поверила своим глазам, но это ехала она, и карета почти проехала мимо дома. Боясь, что она уйдет, не увидев меня, я просто завизжала. К счастью, она услышала меня и остановила карету. Когда она вышла, я бросился к ней».
Бет сделала короткую паузу, а затем сказала: «Потом она мне сказала, что сначала даже не узнала меня, я была такой грязной и изможденной. Но она сказала, что я бессвязно болтала о том, что Мэри оторвали голову, а Нелли умерла, и она во всем разобралась. Она сказала, что сразу же пыталась уговорить меня отправиться в дом, но я немного испугалась. Я этого не помню. На самом деле, все как-то размыто с тех пор, как я увидела ее, до дня или двух спустя, но Дри сказала мне, что, когда я отказалась позволить ей отвезти меня в новый дом, она провела меня в старый и позаботилась обо мне там.
«Мне было очень плохо. Тем не менее, я не стала бы кормиться, если бы Дри привела для этой цели мужчину с улицы. Ей приходилось контролировать и меня, и его, чтобы заставить меня есть. В течение следующих двух дней она привела несколько человек и делала это снова и снова. Потом она дала мне отдохнуть. Я проспала весь день и большую часть вечера, но, проснувшись, все ей рассказала. О приходе Джимми и о том, что он сделал, что он хотел, чтобы мы сделали. Я сказала ей, что пыталась заставить остальных уйти, но они боялись, что если мы все уйдем, он выследит нас одну за другой и сделает то же, что сделал с Мэри, и что они ждут, когда мы их спасем.
«Дри хотела пойти в дом одна, но я не позволила ей. Я настояла на том, чтобы пойти с ней. Однако, как только мы добрались туда, я почти пожалел, что сделала это».
Вздохнув, она снова откинула голову на спинку кровати и сказала: — Ты знаешь, что там произошло. Мы думали, что нам придется иметь дело только с Джимми, что женщины будут рады нас видеть. Вместо этого то, что заставил их делать Джимми, сломало их, и женщины впали в безумие. Дом, наш прекрасный очаровательный дом, представлял собой забрызганное кровью месиво, усеянное трупами и частями тел — не только мужчин, но и женщин и детей. И вонь». Ее нос сморщился от отвращения при воспоминании, а затем она несчастно вздохнула. «Джеймисон сказал «Атакуй», и они тут же атаковали. Женщины, которые были друзьями. семьей десятки лет. Они набросились на нас, как валькирии, готовые разорвать нас в клочья».
Бет повернула голову и встретилась с ним взглядом. — Мы бы погибли в тот день, если бы ты и твои люди не ворвались в дом именно тогда. Вы спасли нам жизнь, это точно.
Скотти
«Я знаю, что у меня не хватило присутствия духа сказать это в то время, но спасибо вам за это», — тихо сказала Бет.
— С удовольствием, — мягко сказал Скотти, а затем прочистил горло, прежде чем сказать: — И я извиняюсь, если предложение стереть память три на одного расстроило тебя в то время.
Когда она просто кивнула и закрыла глаза, он осторожно добавил: — Но я все же думаю, что это было бы — и, возможно, до сих пор— лучше для тебя.
К его большому облегчению, Бет действительно улыбнулась этим словам. Но она не открыла глаза и сказала только: «Да?»
— Да, — сказал Скотти. — У тебя так много ужасных воспоминаний, Бет. Я знаю, что они причиняют тебе боль. Три на одного забрали бы их, чтобы они больше не могли причинить тебе боль».
«Неужели ты настолько меня не любишь, что предпочитаешь, чтобы меня полностью стерли с лица земли, полностью удалили мою личность, чем быть с такой, какая я есть?» — грустно спросила она, все еще с закрытыми глазами.
«Что?» — с тревогой спросил Скотти. — Нет, я…
«Как я это вижу, я именно та, кем должна была быть», — мрачно сказала Бет. «И все, через что я прошла, я бы ничего не изменила».
«Что?» Он уставился на нее с удивлением. — Но тебя неоднократно насиловали, начиная с десятилетнего возраста, и Дэнни чуть не забил тебя до смерти, и то, что Джеймисон сделал с тобой и другими женщинами….». Скотти покачал головой и нахмурился, увидев, что она просто отдыхает, запрокинув голову и закрыв глаза. Он не понимал, почему она не ухватилась за этот шанс.
— Ты когда-нибудь делал меч? — спросила она вдруг в тишине.
«Что?» — с недоумением спросил Скотти.
— Меч, — повторила Бет, не открывая глаз и не двигаясь. «Я никогда не ковала его сама, но я знаю, что они втыкают стальной стержень в огонь, чтобы размягчить его, а затем долбят его, долбят и долбят, только чтобы снова воткнуть его в огонь и снова долбят. И они делают это до тех пор, пока не сделают самый лучший, самый сильный и самый острый меч, какой только могут».
Скотти ждал с пустым выражением лица, не зная, какое это имеет отношение к чему-либо.
«Несколько лет назад я решила, что Бог подобен кузнецу, — заявила она. «И я думаю, что все эти ужасные переживания — это просто он бросает нас в огонь и бьет нас молотком, а затем снова бросает нас в огонь и снова молотит, пока он не сделает нас самыми сильными, лучшими и самыми острыми, какими мы можем быть».
Бет улыбнулась про себя, глаза все еще были закрыты, а затем призналась: «Мне потребовалось много лет, чтобы прийти к такому выводу. Мне потребовалось много времени, чтобы полюбить себя и признать свое прошлое частично ответственным за формирование меня. Но сейчас я ни на что не променяю то, что со мной случилось, Скотти. Не потому, что мне это нравилось, ибо уж точно не нравилось, по крайней мере, не все, а потому, что я себе нравлюсь. Мне нравится, кем я стала. В детстве я думала, что знаю все, знаю лучше, чем моя мать. Я была высокомерна, как и все дети. В жизни я была то упрямой, то глупой, то эгоистичной, но все, что со мной происходило, делало меня сильнее и лучше. И все это преподало мне тот или иной урок. И теперь я себе нравлюсь».