Навеки моя
Шрифт:
Внезапно коренные резко остановились. В панике они тихо ржали, пятясь назад и тесня пристяжных. Ругаясь сквозь зубы, Бартоломью крепко ухватился за вожжи и, напрягая зрение, пытался рассмотреть, что их так напугало, одновременно произнося слова, которые должны были успокоить животных и подчинить их его воле. Он не мог разглядеть ни моста, ни дороги впереди. Вздувшаяся от избытка воды река ревела так громко, что ему пришлось кричать Эри в ухо, чтобы она его услышала.
– Не могу разглядеть, в чем дело. Надо слезть и посмотреть.
Эри справилась с охватившим ее
С трудом переставляя ноги из-за налипающей на сапоги грязи, Бартоломью пробрался к передним лошадям. Ветер приподнял капюшон его плаща и пронзительно свистел у него в ушах. Он смахнул капли дождя с лица и, прищурившись, всмотрелся в непроглядную темень, но ничего не увидел. Он отыскал в кармане спичку и чиркнул ею по полоске металла в нижней части повозки – он надеялся, что она оставалась сухой. Спичка вспыхнула, неясно осветив окружающее.
Он вгляделся в дождь и выругался.
Там, где должен был быть деревянный мост – в нескольких дюймах от того места, где он стоял, – дорога заканчивалась стремительным потоком воды и деревянных обломков, который яростно сбегал по скалистой теснине вниз, к реке.
Мост исчез.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бартоломью «сморгнул» капли дождя и прокричал:
– Мост смыло. Я собираюсь подать повозку назад, на случай, если часть дороги тоже размоет. Крепко держите вожжи, а я отведу лошадей.
Дрожащими пальцами Эри размотала вожжи с рукоятки тормоза и кивнула в знак того, что поняла. Капли дождя струились по его лицу, замедляя свой ход там, где достигали темной и густой щетины, которая успела вырасти, несмотря на то, что нынешним утром он побрился. Влага скапливалась у него на подбородке и стекала на его дождевик. Сердце Эри под непромокаемым плащом трепетало от страха. Адреналин закипел в ее венах, требуя от нее немедленного действия. Каким-то образом она должна была побороть панику и помочь Бартоломью. Позже будет время подумать о том, что они едва не сорвались в это глубокое ущелье и ревущую воду внизу. Впрочем, это все еще легко может случиться позже.
Время и страх – две химеры неведомого, – прижимали ее к земле, в то время как она старалась расслышать приказы Бартоломью, которые тот выкрикивал ей, а ветер старался отнести в сторону. Мысль о том, что надо на этой скользкой дороге повернуть повозку в сторону, была еще более ужасающей, чем идея полностью развернуть ее. С одной стороны отвесно высилась скала, другая, на которой едва оставалось место для проезда всадника, круто обрывалась к реке. Она попыталась припомнить, не проезжали ли они достаточно широкую площадку, на которую можно было бы завернуть, и обнаружила, что память ее чиста, как лист бумаги.
Лошади продолжали тихо ржать от ужаса, но спокойный голос Бартоломью и его твердая рука удерживали их в
У Эри перехватило дыхание. Она наклонилась посмотреть, насколько они приблизились к краю обрыва. Ветер швырнул дождь ей в лицо. Она моргнула, чтобы прочистить глаза. За краем повозки все было черным. Она ждала, что колесо в любой момент может провалиться в пустоту. Если такое случится, она должна не поддаваться ужасу, а спрыгнуть с дальнего конца повозки. Но она вот-вот готова была впасть в истерику, и кожа ее уже покрылась мурашками.
Повозку тряхнуло снова, и она едва не свалилась с сиденья. Заднее колесо приподнялось в воздух. Когда колесо снова коснулось земли, она почувствовала, что оно заскользило, толкая повозку к краю ущелья. Все нутро у нее поднялось к горлу, и на какой-то тошнотворный миг ей показалось, что она уже падает.
– Бартоломью!
Вода попала ей в рот, когда она крикнула. Его дождевик бледно-желтым размытым пятном виднелся вдали. Вцепившись в вожжи, она побежала вдоль сиденья повозки к противоположной стороне, готовясь спрыгнуть. Сквозь шум дождя расслышала негромкое громыхание. Задняя часть повозки со стороны реки внезапно провисла.
– Она падает! – закричала Эри. – Бартоломью!
Повозка вдруг резко дернулась и остановилась, швырнув ее назад. В отчаянии она попыталась ухватиться за что-нибудь и закричала снова и снова.
– Я держу вас, держу!
Крепкая рука охватила ее поперек талии. Она сжалась в комочек на груди Бартоломью, бормоча тихую благодарственную молитву.
– Извините меня, – пробормотал он, безудержно прижимая свои губы к ее холодной, мокрой коже, покрывая ее отчаянными поцелуями. – О Боже, я чуть не потерял вас. Край обрушился, и повозка едва не свалилась вниз. Господь свидетель, если бы я потерял вас, я бы умер от горя.
Его губы у нее на щеке оказались удивительно теплыми. Теплыми и живыми. Она обняла его обеими руками, не обращая внимания на жесткие дождевики, коробившиеся между ними. Рев воды стих. Страх отступил. Время прекратило свой бег. Они уцелели, и они были вместе.
– Вы вся дрожите, – Бартоломью не мог понять, то ли она плачет, то ли это дождь струится у нее по щекам. Он натянул желтую промасленную ткань ей на голову и заправил волосы внутрь. Он подумал о том, что она могла сорваться в реку, и у него ослабли колени и свело желудок. Все, о чем он мог думать, было: «Спасибо Тебе, Господи, спасибо Тебе…»
Он вернул Эри в повозку слишком быстро. Страх и одиночество овладели ею в ту же секунду, как он отпустил ее. Ее глаза впились в его темное лицо. Если он пропадет из вида, она погибнет.
Ему пришлось закричать, чтобы она его услышала. Окружающий мир и буря вернулись на свои места.
– Положите все, что вам может понадобиться в течение несколько дней, в свой саквояж. Нам придется оставить повозку здесь.
– Куда мы пойдем?
– У меня есть друзья в двух милях отсюда. Мы поедем верхом, это не займет много времени.