Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер

Гриффитс Элла

На стенах развешаны плакаты, четыре большие любительские фотографии Роара (снятые года два назад) и доска с вырезками, газетными объявлениями, целыми страницами журналов и разными мелкими заметками.

Юнас Андресен сел за стол и показал мне на удобный, обитый кожей стул напротив. Из внутреннего кармана он достал пачку сигарет и протянул мне, а когда я отказался, закурил сам. Сигарета была длинная, белая, а рука Юнаса слегка дрожала, когда он закуривал.

Юнас вопросительно поглядел на меня.

– Я вас слушаю.

–

Ваша жена просила меня… это касается денег, которые вы ей обещали, – выплата страховки. У нее сейчас трудности экономического порядка.

Ясными синими глазами он смотрел на меня сквозь свои прозрачные очки. Очки были большие в светло–коричневой оправе, слегка закругленной сверху и квадратной внизу, так что стекла имели форму колокольчика.

– Для начала, – сказал он, выпустив сквозь сомкнутые губы голубоватый сигаретный дымок, – выясним кое–что. Вы сказали, что вы своего рода юрист. Вы адвокат моей жены?

– Нет.

Он слегка наклонился вперед.

– Вы ее «друг»?

– Я вас уверяю… – начал я.

Он поднял обе руки вверх и, не вынимая изо рта сигареты, быстро заговорил:

– Успокойтесь. Я не вижу в этом ничего дурного. Наоборот, я был бы искренне за нее рад, если бы она нашла себе друга. Нового друга.

– Но в данном конкретном случае это не я. Во всяком случае, я не то, что вы имеете в виду. По профессии я частный сыщик.

Юнас помрачнел.

– Ваш сын Роар отыскал меня, когда у него украли велосипед.

– Роар? Он что, нанял частного сыщика, чтобы найти свой велосипед? Вот это ребенок! – Юнас рассмеялся.

– На следующий день, – спокойно продолжал я, – мне пришлось разыскивать самого Роара.

Теперь он смотрел на меня без улыбки.

Я коротко рассказал ему о Джокере с его компанией и о том, как я нашел связанного и похищенного Роара. Правда, я не сказал, как мне пришлось отбиваться и уходить и как я поцеловал его жену, хотя и бывшую.

Он бледнел на глазах, и голос его слегка сел, когда он наконец произнес:

– Ужасно. Эти подростки. Я должен…

. – Не заводитесь. Я уже все сделал. Так я и познакомился с вашей женой. А потом она попросила меня поговорить с вами об этих деньгах, потому что сама не в силах.

Юнас глубоко затянулся, и дым постепенно выходил из его легких, пока он говорил.

– Я… мне бы не хотелось говорить об этом здесь. Не лучше ли нам встретиться где–нибудь, скажем, через полчаса.

Я взглянул на часы, будто день мой был расписан по минутам.

– Это вас затруднит? – спросил Юнас.

Я проявил благородство.

– Нет, я готов с вами встретиться. Только где?

– В пивном баре?

– Договорились. Может, заодно и пообедаем там, по крайней мере я.

Он пожал плечами.

– Значит, через полчаса, хорошо? – закончил разговор Юнас.

Он поднялся, давая понять, что у него еще масса дел на оставшиеся полчаса. За время нашего разговора он выкурил по меньшей мере три сигареты,

и медленная смерть, которая подстерегает каждого из нас с момента рождения, приблизилась к нему еще на полчаса. Он проводил меня до двери и попрощался. Женщина с африканской прической попробовала осторожно мне улыбнуться. Это означало, что она не была уверена, клиент я или нет. Но мне все–таки не было сорока, и она улыбнулась суховато.

– Встретимся в следующий четверг за библиотекой, – подмигнул я ей и вышел.

18

Пивной бар был одним из немногих бергенских погребков, сумевших без фальши сохранить простоту и привлекательность старины. Расписанные Пером Швабом стены – с морскими мотивами, с изображениями старых домов, которых уж нет, и давно отслуживших свой век кораблей – переносят тебя куда–то вне времени. Публика здесь состоит не из крикливых студентов и полупьяной молодежи, как в большинстве ресторанов, а из обычных нормальных трудяг: продавцов, матросов, клерков – в основном мужчин. Сюда ходят не для того, чтобы подцепить девчонку. Сюда приходят, чтобы спокойно, в тишине выпить пива или хорошо и недорого поесть.

Я вошел и сел за один из столиков в глубине бара. Заказав пива и бифштекс из китового мяса, я ел и пил в тишине и покое.

Столы здесь были расставлены тремя параллельными рядами. Я сидел у дальней стены. Рядом со мной расположился крупный мужчина в сером пиджаке с большим животом, в котором спряталась пряжка от его ремня; он сидел, пытаясь выудить прошлое из своей кружки пива. А может, он просто дремал. На скамье у противоположной стены, сплетя пальцы рук, сидела молодая пара. Казалось, они никогда и ни за что не оторвутся друг от друга. Они, конечно, не знали, что это неизбежно произойдет после двух лет супружеской жизни.

Проникая сквозь витражи, с набережной доносился шум уличного движения. Мой китовый бифштекс был что надо.

Полчаса я наслаждался и чувствовал себя как никогда. Углубившись в свою вторую кружку приблизительно на полметра, я увидел, что в бар вошел Юнас Андресен. Он озирался, отыскивая меня. Я поднял палец, он кивнул и подошел. Из него получился бы хороший кельнер. Через одну его руку был переброшен плащ, в другой он держал «дипломат». И то и другое он положил рядом с собой на скамейку. Подошел кельнер, и Юнас заказал себе пол–литровую кружку, а когда ее принесли, сразу же заказал вторую.

– Я ведь прямо с работы, – пояснил он.

Мы молчали и пили: я – свое легкое пиво, он – тяжелое экспортное. Мы пили как старые друзья, которые встречаются ежедневно после работы и, когда бывают вместе, им не обязательно говорить о чем–либо.

Но нам все–таки было о чем поговорить.

Прикончив очередную кружку, Юнас уже начал запинаться на букве «с».

– Я не знаю, как много тебе рассказала Венке, – произнес он. – То есть я не знаю, что она тебе рассказала. – Он помедлил и продолжал: – Мы уже на «ты»?