Наверху
Шрифт:
Чуть дрогнувший кончик хвоста Два Пятна сообщил наиболее внимательным наблюдателям, что тот испуган. Охотник не ожидал, что Вожак захочет проводить Поединок по всем правилам, — он ждал коварного нападения в самый неподходящий миг… Значит, Вожак не сомневался в победе, раз решил вести поединок честно.
— Два… три… Начинайте!
Противники столкнулись с негромким треском — ударились друг о друга немногие регенерировавшие хитиновые части.
Необычность и напряженность ситуации настолько захватили всех, что ни раздавшийся с дальнего конца «зрительного зала» крик, ни неожиданная жара, ни усилившееся вдруг освещение не были замечены
Кричат? А как тут не закричать от возбуждения, от вечного азарта робкого зрителя, неспособного на мало-мальски серьезный поступок и отождествившего в этот момент себя со своим героем и зауважавшим себя за это? Жар? Оно же — возбуждение… И мышцы от него крутит, и мысли — в карусель: вот оно, великое действо чужого боя! Свет? Да что там — свет…
А свет был. Взглянувший на небо, наверное, увидел бы странную картину — как валятся с него белые куски-цилиндры, накрывая край стены, — куски света, которого и быть-то не может… Они падали все быстрее, на глазах становясь плотнее и ярче, распуская горячие волны-кольца, сливаясь едва ли не в единый, уходящий к растущему черному пятну, луч. Вот он сдвинулся, вот накрыл еще одну группу…
Когда очередной световой цилиндр входил в землю, вода тихо шипела над ней, испаряясь, и так же начинали шипеть мгновенно заливающиеся коричневым цветом ожога тела — но крики заглушали все звуки. Кто-то падал, корчась, кто-то пробовал бежать — и тоже падал…
Наверное, самым страшным была загадочность этого явления: луч, по которому валились наземь цилиндры жара, был похож на кару свыше, неотвратимую, беспощадную…
В какой-то момент противники расцепились и замерли, задрав к небу морды.
— Всем — бежать! — завопил Вожак.
— Я же говорил — мы подняли руку на святого! — взвыл Два Пятна, падая ниц перед лучом.
А луч тем временем все сужался — все ярче и плотнее становились куски света-жара, и все неспокойнее становилось его ползанье.
— В Норы! — выкрикнул Вожак и сорвался с места; луч быстро заскользил в его сторону и догнал-таки, когда Вожак уже был готов нырнуть под спасительную крышку. Еще один вопль, переходящий в визг, присоединился к общему реву…
Теперь луч уже не ползал — прыгал, накрывая разбегающиеся фигурки, сбивая крики и стоны в общий жуткий гул. Запылали подсушенные его жаром овощи — нехотя, чадяще… И снова и снова ползал, прыгал, метался по поляне страшный луч.
— Ты посмотри, — указало щупальце сотрудника Управления на увеличительный экран, — еще ползают…
— Спускаемся ниже?
— Опасно… и так тяжело держать квадрат, — отозвался пилот.
— Мистика какая-то… — снова выругался руководитель операции. Астероиды от этой штуки разлетаются в пыль, а эти… Заговоренные они, что ли?
— Проще спуститься — и добить так…
— И никакая не мистика… В космосе нет атмосферы, вот лазерная пушка и работает… Это же первое испытание в наземных условиях — чего вы хотите…
— Так ведь живы остались, гады…
— Неважно. Улетаем. Все равно — покорчатся-покорчатся, да и сдохнут. А нет — зубаны с Одинокими приберут. Сворачиваемся…
И космический корабль резко взмыл ввысь, оставляя завесу крика, боли, да поднимающейся гари, смешанной с запахом горелого мяса… Сегодня ему предстояла еще одна миссия: после дозаправки и дозагрузки отправиться, прыгая через гиперпространство, к далекой планете — налаживать дипломатические отношения.
К
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
— Совещание окончено, — произнесла молодая на вид женщина с удивительно неподвижным взглядом, встречающимся чаще у старух или душевнобольных. Однако заподозрить в последнем ее было сложно и никто из вновь назначенных директоров Компании не осмеливался допустить такое и в самых потаенных мыслях; кроме того, все высказывания сдержанной и холодной миссис Торнтон отличались рассудительностью, порой сухой и точной, как у робота, — поэтому оставалось предположить, что это хирурги, делая пластическую операцию, несколько перестарались, занизив ей возраст на лишних пять-десять лет.
О новой хозяйке Компании вообще знали не так уж много. Говорили, что должность перешла к ней как к приемной дочери покойного Лейнарди, то же подтверждали и документы, но вот слухи — едва ли не более верный индикатор реальных процессов — нет-нет, да и указывали на то, что «дочка» скорее могла быть мамашей детей прежнего босса. Впрочем, никаких детей у миссии Торнтон не было и в помине, и, судя по ее довольно-таки бесполому поведению в мужских компаниях, ее сложно было и заподозрить в наличии таковых. Единственный человек, с которым она была более или менее откровенна и в сопровождении которого ее видели почти всегда, был таким же «роботом», как и она сама, и давно уже пользовался общей нелюбовью — еще с тех пор, когда были живы два предшествующих Главы.
Что еще можно было о ней сказать? В курс дел миссис Торнтон вошла довольно быстро, управляла жестко — но рамки законности, вопреки сложившейся традиции, переступать не торопилась. Впрочем, после недавнего осуждения двух из директоров такая внутренняя политика Компании была более чем справедливой. Так что даже если в ее правах на эту должность еще можно было усомниться, то в том, что она справляется со своими обязанностями и, возможно, сумеет вернуть Компании недавние влияние и блеск, верилось многим. Правда, Глава Компании не торопилась устанавливать более дружественные отношения с Президентом, редко являвшимся на званые обеды и вечера без инопланетян, — зато завела немало друзей в стортинге. Для полной характеристики этой женщины еще можно было добавить, что многие удивлялись, как при таких «благоприятных» внешних данных она ухитрялась практически не иметь женского обаяния…
Когда все покинули комнату для совещаний и отражение потолка в полированной крышке потускнело за ненадобностью, со стоявшего сбоку стула поднялся шеф внутренней безопасности.
— А ты, я гляжу, все лучше вживаешься в новую роль… — проговорил он, небрежно пересаживаясь в ближайшее к Главе кресло.
— Не надо, Эдвард… Ты сам знаешь, насколько мне все это противно, — устало махнула рукой Синтия. — Если бы не необходимость исправлять все сделанное раньше… Честное слово, я бы уже нашла способ, как умереть.