Наводнение (сборник)
Шрифт:
Владимир хотел сказать, что гонорара, который Женя заплатит лучшей портнихе, хватило бы на четыре отреза, но промолчал. Он знал, что ответит Берта на его замечание: «Какой ты, Володя, странный, ей–Богу. Разве ты не хочешь, чтобы Женя ходила в хорошем костюме?» На это Фризе возразить было нечего.
И старые (почти новые) кроссовки, и отрез на платье лежали в прихожей на столике. Похоже, что Женя не сумела до них добраться. Фризе с надеждой подумал: вдруг это она сломала ключ в замке? Начала поворачивать не в ту сторону? Но надежда тут
— Звони, — Владимир снял трубку и протянул Берте.
Женя тут же откликнулась. Глядя на огорченное лицо подруги, Фризе понял, что Берту сурово отчитали. Она вяло оправдывалась и скоро положила трубку. Похоже, после того, как ее положила Женя.
— Ну, вот, обиделась. Неужели она думает, что я специально сломала ключ в замке?
— Когда она приходила?
— В три. Замок уже был сломан. Господи! Все-таки это воры! Если бы ключ у них не сломался, они прихватили бы и Женин отрез. Володя, ты ведь голоден?
— Не сильно. Перед отъездом погонял чайку. А здесь надеялся получить кровавый стейк.
— Правда? Как ты догадался, что я загляну на рынок?
Фризе показал пальцем на свой нос:
— Теперь уже поздно, согласен слопать что-нибудь попроще.
Пока Берта готовила на кухне ужин, он ломал голову над тем, как ему теперь поступить. Рассказать ли все прокурору и коллегам? Промолчать? Подождать следующего хода неизвестного противника? А что он может сказать прокурору? Открытые двери в квартире и в машине, обломок ключа в замке Бертиной квартиры. Шеф может сказать, как и мент из службы охраны: будьте внимательны, товарищ следователь. С квартирой Берты полная несусветица — милейший Олег Михайлович только усмехнется: «Володя, для вас ведь не секрет — за моей квартирой приглядывают. Кто же сунется в квартиру напротив?» Сунулись.
Коллегам тоже не расскажешь, посмеются. Остался только Анатолий Ерохин. Тот может и поехидничать, но ему Фризе мог доверить свои самые нелепые подозрения, рассчитывая на совет и поддержку. Да и убийства в «Хароне» они разрабатывали вместе.
Проще всего уладился вопрос с Бертой. После ужина с шампанским — почти всю бутылку пришлось выпить Фризе одному — Берта, как она говорила, «усиленно держала форму», она опять вспомнила про замок.
— Володя, что же делать? Как я буду тут жить с чувством страха? Куда смотрит прокуратура и лично прокурор Владимир Фризе?
— Он смотрит на свою любимую девушку.
— Нет, правда! Вот возьму и куплю в Женеве автомат. Там оружия хватает.
Фризе засмеялся, представив, как Берта ходит по квартире с автоматом.
— Нет, за автомат меня посадят. Лучше куплю самый современный замок. И тебе тоже. Даже два, второй на дачу.
«Про дачу я и забыл, — подумал Владимир Петрович. — Они ведь могли и там
— Чего ты молчишь! Спать захотел? — она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.
— На даче хорошие замки бесполезны, — задумчиво сказал Фризе. — Вышиб любое окно — и ку–ку.
— Значит, куплю тебе все-таки автомат. И, потом, Володька, ты должен сейчас пожить у меня. Во–первых, ты давно не стоял у меня постоем, во–вторых, обещал, и, в–третьих, тебе будет спокойнее за меня. Правда ведь?
МАСТЕР ОСТРЫХ СЮЖЕТОВ
— Владимир Петрович? — Голос звонившего был мягкий, благожелательный.
— Он самый.
— Вам бьет челом писатель Герман Огородников.
— Рад вас слышать, — отозвался Фризе, хотя ни одной книги Германа Огородникова не читал.
— И мне очень приятно, что судьба свела меня с вами.
«Вот еще!» — удивился Владимир Петрович. Этот обмен любезностями мог продолжаться бесконечно. Фраза о судьбе ничуть не заинтересовала следователя. Он не раз сталкивался с людьми, которые обычную вежливость принимали на свой счет со стремительностью группы захвата. Поэтому осторожно спросил:
— У вас ко мне конкретное дело?
— Еще какое конкретное! Я вам все подробности объясню…
— У нас сегодня четверг… — задумчиво начал Фризе, прикидывая, на какой день пригласить писателя, но Огородников перебил его:
— Владимир Петрович, я в двух шагах от вас, в кабинете Олега Михайловича. С его подачи и звоню.
Огородников лишил возможности выбора и Фризе сдался. «Шеф хитер, как старый лис, — подумал он. — Сам звонить не стал. Что ж, надеюсь, что судьба нас тут же и разведет с товарищем писателем. По крайней мере до тех пор, пока у меня появится свободное время».
Герман Огородников был крупным пожилым мужчиной с худым брылястым лицом и оттопыренными ушами. Модные усы были главным его украшением. Весь упакованный в джинсу, он напоминал слишком рано состарившегося плейбоя. «На шестьдесят тянет», — успел подумать Фризе, вставая из-за стола навстречу гостю.
— Владимир Петрович, голубчик, рад с вами познакомиться. — Писатель на удивление точно был похож на свой голос — такой же мягкий и доброжелательный.
— Присаживайтесь, — пригласил Фризе и сам сел напротив. Стул под Огородниковым опасно скрипнул.
Писатель молча, с ритуальной торжественностью достал из объемистой фирменной сумки книгу и раскрыл на титульном листе. На следователя смотрел с портрета еще один Огородников, тоже с усами, но лет на десять помоложе. Красивым размашистым почерком Герман Степанович написал на титуле: «Дорогому Владимиру Петровичу Фризе, талантливому следователю и Человеку на добрую дружбу». Перед тем, как написать фамилию, Огородников замешкался, потом достал из одного из многочисленных карманов записную книжку и сверился с ней. Закончив священнодейство, он протянул Фризе книгу: