Навои
Шрифт:
К предзакатной молитве ярость народа начала по немногу остывать и часть собравшихся разошлась, Остальные толпой двинулись к дому какого-то другого чиновника.
Султанмурад, устав от давки, криков и волнения, побрел домой. Совершив по дороге предзакатную молитву, он после наступления темноты вернулся в медресе. Горя желанием поделиться впечатлениями, юноша зашел в комнату Зейн-ад-дина, но не нашел там своего друга и отправился к Ала-ад-дину Мешхеди. Поэт при тусклом свете свечи, величиной с палец, сидел, как всегда, на пестром ковре и что-то рассказывал Туганбеку, торчавшему в углу, точно пень. В очаге ярко пылал огонь, в котле варилось мясо, возле Туганбека стояла
— Слышали?
— О чем? — осведомился Ала-ад-дин.
— Происходят необычайные вещи. Народ требует справедливости, его голос потрясает Герат, — возбужденно сказал Султанмурад.
— Слышали, — ответил Ала-ад-дин, с жадность поглядывая на котел. — Это не народ, это ревущие дикие звери.
Султанмурад понял, что с этим жалким существом спорить бесполезно; он язвительно обратился к Туганбеку:
— Вы занимаете какую-то должность, — сказал он, насмешливо улыбаясь, — но скрываете от нас? В чем заключается ваша работа. Слава богу, теперь мы это знаем. Мой вам совет — сегодня же ночью уезжайте куда-нибудь подальше.
— Что же плохого я сделал людям? — спокойно спросил Туганбек.
Люди разбили голову Ходже-Абдулле Хатыбу, — сказал Султанмурад, — В ваше имя метали камни проклятий.
Туганбек не изменился в лице, но прикусил язык, Ала-ад-дин недовольно прищурился:
— Туганбек — сам гора, а за ним стоит целый горный хребет, — сердито выкрикнул он.
— Верно, но против бури народного гнева не устоит никакая гора, — ответил Султанмурад и вышел из комнаты.
Глава пятая
Войска Хусейна Байкары стояли лагерем между Хабушаном и Исфараином. Здесь собирал силы Мирза Ядгар в надежде захватить власть в Хорасане.
Ядгар Мухаммед, молодой отпрыск рода Тимура, не походил на других тимуридов — этих воинственных царевичей, которые, едва став на ноги, овладевали военным искусством, не отрастив еще усов, носились на конях во главе тысяч молодцов и, закалившись в борьбе за власть, находили наслаждение в тяготах походов и шуме битв.
Мирза Ядгар вырос в холе и неге. Он отдавался наслаждениям жизни, безмятежно плавая в море вина, любви и музыки. Его не терзало стремление к власти. Оно, правда, таилось в его сердце, но лишь как отдаленная сладостная мечта. Воля царевича была в руках его беков и видавших виды Воспитателен, которые стремились возбудить в нежном, мечтательном сердце юноши страсть к кровавым битвам, к славе и могуществу. Опытная государственных делах тетка царевича Пайянде-Султан-бегим тоже подстрекала его к борьбе за хорасанский престол. К тому же он получил значительную подмогу от туркменского султана Хасанбека. Тщеславный царевич пошел походом против правителя Джур-джана и без особого труда одержал победу. Захватив Джурджан, он возымел надежду овладеть столицей Хорасана и возложить на себя венец.
Хусейн Байкара готовился к решительной битве. Чтобы обезопасить себя от неожиданного нападения врага, он, хотя и не окружил Своего лагеря рвом, все же со всех сторон надежно оградил его усиленными караулами. Почти каждый день недалеко от лагеря показывались наездники Ядгара. В течение часа они метали стрелы по направлению лагеря, затем исчезали так же неожиданно, как и появлялись. Иногда передовые отряды воюющих сталкивались, громко крича, стреляли друг в друга или схватывались врукопашную. После этих коротких, но жестоких стычек противники, — потеряв несколько человек и пролив немало горячей крови, возвращались в лагерь…
Навои,
Поэт окидывал умственным взором историю своего народа. Перед его глазами тянулась нескончаемая вереница страшных картин. Едва закрылись навеки глаза Тимура, не успели еще предать земле тело завоевателя, как меж его сыновьями начались раздоры. Единственным последствием, единственным результатом борьбы за власть было распыление государства, бессмысленное истребление людей. Навои пылал гневом: Мирза Ядгар занес топор над единственной ветвью постепенно хиреющего дерева, по-видимому еще способной жить и расти.
Когда в Герат пришли вести о восстании Мирзы Ядгара, Навои убеждал Хусейна Байкару немедленно выступить в поход. Навои желал укрепления власти Султана Хусейна в Хорасане, конечно, не только из-за дружбы, связывавшей их с детских лет. В султане Хусейне он видел талантливого поэта и покровителя наук. Хусейн Байкара хорошо знал военное дело, Прекрасно сражаясь на поле битвы, он не раз показывал в бою богатырскую отвагу и мужество. Навои, который жаждал видеть в стране справедливую власть, справедливого государя, ожидал от Хусейна Байкары очень многого.
Поэт, казалось спокойно живший в своем скромном шатре, на самом деле прилежно трудился над укреплением войска: собирал сведения о силах врага, о намерениях Мирзы Ядгара.
Наконец, наступили решающие дни. Хусейн Байкара созвал совет.
В просторном шелковом шатре, освещенном свечами в золотых подсвечниках, государь беседовал о правилах войны с Навои и несколькими опытными в военных дедах беками. Эти правила воины, сложившиеся в непрестанных битвах времен Чингисхана, когда буря огня и море крови затопили материки и царства, уточнились в кровавых походах Тимура как плод его военного опыта» Беки высказывали свои соображения о том, как повести наступление, кого назначить начальниками отдельных отрядов. Более внимательный и сосредоточенный, чем обычно, Хусейн Байкара утверждал намеченные мероприятия.
— Теперь следует обратиться к книге неба. Не так ли? — И государь обвел взглядом присутствующих.
Широкоплечий, неуклюжий Ислим Барлас утвердительно кивнул головой. Подняв суровые глаза к потолку шелкового шатра, покрытому позументом с бахромой, он раздумчиво произнес:
— Конечно… Что скажут звезды.
Государь внимательно посмотрел на своего везира.
— Позовем сюда звездочета. Может быть, он объявит, что взошла благоприятная звезда для дохода, — сказал султан.
— А что сделает ваше величество, если звездой чет скажет противоположное? — с улыбкой спросил Навои.
— Нам останется только ожидать благоприятного часа, — не колеблясь, ответил Хусейн Байкара. — В день, когда взойдет наша звезда, мы сядем на коней.
Беки, переводя взоры с Навои на государя, хранили молчание.
— Великий государь, — осторожно сказал Навои, — по нашему мнению, во всяком деле следует руководствоваться указаниями разума. Все подготовлено для нашей победы, и нет нужды советоваться со звездами. Вы знаете, я не военный человек, но я долго изучал положение обеих сторон и сложившуюся обстановку и считаю, что настал благоприятный момент. Утром, когда поднимется, знамя солнца, нам следует поднять наше победное знамя.