Навсегда их
Шрифт:
Снова.
В большинстве случаев он не держал зла на своего друга. Тео он принимал таким, какой он есть.
Гален был обязан ему всем. Иногда, пробираясь сквозь бури дерьма, он платил ничтожную цену за неудавшуюся попытку обрести гармонию, даже если он проведёт остаток жизни в тени Тео. Его друг — его грёбаный Наследный Принц — разозлился бы, услышав это, но это была правда.
И он, черт возьми, не решал проблемы, стоя здесь и размышляя о дерьме, которое не мог контролировать. Тео сделает так, как захочет. Гален был
Сейчас же ему пришлось иметь дело с другим кошмаром.
С семьей.
Хотя Гален формально не был изгнан, он не мог ступить во дворец, не вызвав международного скандала. Нынешний Наследный Принц был младшим братом Тео, Эдвардом, и он был неплохим ребёнком. Но как это обычно бывает: ему — семнадцать, и он находился под сильным влиянием своего дяди. Этого ублюдка, с которым Гален хотел бы провести пять минут наедине. К сожалению, от него это не зависело.
Рядом с ангаром стоял матовый серебристый «Роллс-Ройс», и он, закатив глаза, подошёл к нему и скользнул на заднее сиденье.
— Хорошая машина, старик.
При виде сына Дориан Микос скривил верхнюю губу.
— Если бы я знал, что ты оденешься как крестьянин, я бы постелил полотенце.
Гален посмотрел на свои поношенные джинсы и поднял бровь.
— Некоторые из нас не чувствуют необходимости размахивать своими членами, чтобы доказать, сколько у нас денег. — Его отец, с другой стороны, был одет в костюм-тройку, который какой-то дизайнер, вероятно, создал специально для него. Он слегка переливался при каждом движении, оттеняя пурпурный на фоне синего, когда солнце танцевало на его поверхности. В сочетании с мокасинами из крокодиловой кожи и грёбаным кружевным носовым платком, засунутым в передний карман, он выглядел настоящим денди. Все, что ему было нужно — это трость, украшенная драгоценными камнями.
Дориан долго смотрел на него, словно решая, как лучше использовать ситуацию в своих интересах. Он был хорош в этом, но Гален знал его трюки лучше, чем кто-либо другой. Точно так же, как он знал, как реагировал отец, когда его манипуляции не удавались — кулаками. Он прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди, намеренно занимая больше места, чем требовалось. Вот именно, засранец. Действуй осторожно.
— Ты вызвал меня. Я здесь. С таким же успехом мы могли бы перестать терять время и перейти к делу.
Ещё один удар тишины. Дориан тепло улыбнулся. Он был более стройной, более метрополитенной версией Галена; каждую унцию жизни старик тратил на уход за своими тёмными волосами, встав перед солнцем, тень за его спиной очерчивала мужскую фигуру, придавая ему больше мужественности. Игра. Всё это было притворством. Дориан менял личность, как некоторые хищники меняют камуфляж. Конец игры — вот всё, что имело для него значение, и если бы это означало устроить переворот против правящего монарха, он бы и глазом не моргнул.
Он и глазом не моргнул,
Не зацикливайся на прошлом. Он хочет, чтобы ты был здесь по поводу будущего. Будь внимателен.
Наконец Дориан наклонился вперёд.
— Твоя мать хочет, чтобы ты вернулся домой.
Ради всего святого.
— Только не снова.
Ни одно из многочисленных владений его родителей никогда он не считал своим домом. Его отец был чертовски уверен в этом. Когда Галену исполнилось шестнадцать, всё пошло прахом, и единственным человеком, который предложил ему безопасное место среди хаоса, был Тео.
Тео был его грёбаным домом.
Даже Талания не могла с ним сравниться.
И мужчина, сидящий рядом с ним, который просто оказался его донором спермы, конечно же, не имел к этому никакого отношения.
— Она убедила Филиппа согласиться помиловать тебя. А ты знаешь, что если соглашается Филипп, то он заставит согласиться и Эдварда. Его рука крепко обвила шею кронпринца, что удивительно, как это Эдвард говорит не голосом Филиппа.
Гален опустил руки.
— Он предлагает мне своё прощение? Какого хрена он должен меня прощать? Я не совершал никаких преступлений.
Никакого преступления, кроме верности единственному истинному наследному принцу. Если бы отец Тео, бывший король, был ещё жив, ничего бы этого не случилось. Но странная болезнь поразила его в возрасте пятидесяти пяти лет и, чёрт побери, если кто-нибудь из придворных врачей смог бы выяснить её причину.
Скорее всего, его отравили, хотя не было ни малейшего доказательства, подтвердившие слова Галена.
Даже Тео ему не поверил.
— Ты был изгнан вместе с Теодором Фитцчарлзом III. Ты готовил с ним заговор, чтобы устроить собственный переворот.
На лице Галена ничего не отразилось. Само собой разумеется, что слухи долетели до Талании чересчур быстро. Они с Тео не скрывались, правда, он не хотел афишировать их намерения — по крайней мере, пока у них не будет достаточно козырей в рукаве, чтобы гарантировать себе победу. До этого момента он будет отрицать это до самой смерти.
— Я не знаю, что ты курил, старик, но мы просто пытаемся собрать осколки после того удара, который ты нанёс. Как поживает Филипп в последнее время? Ты всё ещё сосёшь его член утром, днём и ночью?
Дориан плотно сжал губы.
— В этой машине есть только один человек, который сосёт член, и это не я.
— Твои слова как музыка, — Гален пожал плечами. — Нужно было позвонить. Сэкономило бы вам топливо для реактивного самолёта. Я больше не вернусь. Я сделал свой выбор. Вы с Энн должны смириться с этим.
— Это ещё не всё.
Он стиснул зубы и стал ждать. Всё это ему не нравилось. Дориан никогда не переставал плести интриги, и то, что он ждал целых десять лет, мало что меняло. Своими следующими словами его отец доказал ему эту правоту: