Навсегда разделенные
Шрифт:
— Женаты? — скептично заканчивает за него Сьюзен.
— Да, — подтверждает мужчина в красном галстуке.
— Позвоните в муниципалитет! Я хочу видеть свидетельство!
— Элси, у вас есть копия брачного свидетельства, которую вы могли бы показать миссис Росс?
Я чувствую, как съеживаюсь под их взглядами. Мне это неприятно. Я хочу стоять перед ними прямо, с поднятой головой. Хочу быть гордой и уверенной в себе. Но всё это невыносимо для меня, и мне совершенно нечего им предъявить.
— Нет, но Сьюзен… — По моим щекам текут слезы. Я чувствую себя такой некрасивой, такой маленькой и глупой.
— Перестань называть
— Хорошо, — шепчу я. Мой взгляд прикован к лежащему в палате телу. Телу моего мужа. — Забирайте всё себе. Мне всё равно. Мы можем сидеть тут и препираться весь день, однако это ничего не изменит. Так что плевать я хотела, кто заберет его бумажник.
Переставляя одну ногу за другой, я выхожу из палаты. Я оставляю тело моего мужа со Сьюзен. Но стоит только мне выйти в коридор, стоит только Анне закрыть за нами дверь, как я сожалею об этом. Я должна была оставаться с мужем, пока меня не выставила бы за дверь медсестра.
Анна подталкивает меня вперед.
Она усаживает меня в машину. Застегивает мой ремень безопасности. Медленно едет по городу. Паркуется на подъездной дорожке моего дома. Я ничего из этого не помню, когда внезапно оказываюсь у своей входной двери.
Я вхожу в дом, понятия не имея, какое сейчас время суток. Понятия не имея, сколько времени прошло с той минуты, как сидела тут на диване в пижаме и как избалованная идиотка капризничала из-за хлопьев. Этот дом, который я полюбила сразу же, как переехала сюда, который стал «нашим», как только сюда переехал Бен, сейчас предает меня. В нем абсолютно ничего не поменялось со смерти Бена. Как будто дому это безразлично.
Он не прибрал стоящие посреди комнаты ботинки Бена. Не свернул его покрывало. Ему даже не хватило такта скрыть от моих глаз его зубную щетку. Этот дом ведет себя так, словно ничего не изменилось. В то время как изменилось всё. Я говорю стенам, что его больше нет.
— Он мертв. Он не вернется домой.
— Знаю, родная, — поглаживает мою спину Анна. — Знаю.
Ничего она не знает. И никогда не узнает. Я слепо иду в мою спальню, ударяюсь плечом о косяк и не чувствую боли. Подхожу к постели со своей стороны и понимаю, что всё еще ощущаю его запах. Он остался на белье. Я хватаю подушку со стороны постели Бена и, давясь слезами, вдыхаю его запах. Потом иду в кухню, где Анна наливает мне стакан воды. Прохожу мимо нее с подушкой в руке, достаю чистый мешок для мусора и засовываю в него подушку. Я крепко завязываю мешок, узел за узлом, пока он не рвется и не падает на кухонный пол.
— Что ты делаешь? — спрашивает меня Анна.
— Она пахнет Беном, — отвечаю я. — Не хочу, чтобы запах испарился. Хочу сохранить его.
— Не думаю, что у тебя это получится, — мягко замечает подруга.
— Пошла ты, — огрызаюсь я и возвращаюсь в спальню.
Упав на свою подушку, я начинаю плакать. Ненавижу то, во что произошедшее превратило меня. Я никогда никого не посылала, тем более — Анну.
Мне было семнадцать, когда она стала моей лучшей подругой. Мы познакомились в первый учебный день в университете, в столовой. Мне не с кем было сесть, а ей не хотелось сидеть с каким-то парнем. Мы поняли друг друга с полувзгляда. Когда она решила переехать в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой, я поехала с ней. Не потому что любила этот город, я в нем никогда не была,
— Едем со мной, ты можешь где угодно работать библиотекарем.
И она была абсолютно права.
И вот, девять лет спустя, она не спускает с меня глаз, словно я готова в любую секунду вскрыть себе вены. Если бы я была в себе, то сказала бы, что это и есть самая настоящая дружба, но мне не до этого сейчас. Мне сейчас не до чего.
Анна заходит с двумя таблетками и стаканом воды.
— Я нашла их в твоей аптечке, — говорит она.
Я перевожу на них взгляд. Это викодин, он остался с прошлого месяца, когда у Бена случился спазм спинных мышц. Он выпил всего пару этих таблеток. Видно, считал, что если будет их принимать, то выставит себя слабаком.
Я без вопросов беру их из руки Анны и проглатываю.
— Спасибо.
Она подтыкает вокруг меня одеяло и уходит спать на диван. Я рада, что она не попыталась лечь рядом со мной. Не хочу, чтобы ее запах перебил запах Бена. Глаза жжет от слез, тело ослабло, мозг нуждается в викодиновой отключке. Начав клевать носом, я сдвигаюсь на сторону Бена.
— Я тебя люблю, — сонно шепчу я, и впервые эти слова некому услышать.
Просыпаюсь я с тяжелой как с похмелья головой. Тянусь к руке Бена, как делаю каждое утро, но ощущаю пустоту. Моя первая мысль — он в ванной или готовит мне завтрак, а потом я вспоминаю. Возвращается опустошение. Глухое и густое, оно окутывает мое тело, и сердце тонет в нем будто камень.
Я подношу руки к лицу в попытке вытереть слезы, но они текут слишком быстро, и я не поспеваю за ними. Мои слезы — мыши, бегущие с тонущего корабля под названием «горе».
Зашедшая в спальню Анна вытирает их полотенцем.
— Ты уже проснулась, — удивляется она.
— Ты донельзя наблюдательна. — Почему я так отвратительно веду себя с ней? Я не резкий и не злой человек. Я не такая.
— Звонила Сьюзен, — не обращает внимания на мою грубость Анна, и я благодарна ей за это.
— Что она сказала? — Я сажусь и беру с прикроватной тумбочки стакан воды. — Что ей от меня может быть нужно?
— Она ничего не сказала. Просто попросила перезвонить ей.
— Здорово.
— Я оставила номер ее телефона на холодильнике. На случай если ты захочешь ей перезвонить.
— Спасибо. — Я ставлю стакан обратно и поднимаюсь.
— Я отлучусь ненадолго выгулять Багси, а затем сразу вернусь, — говорит подруга.
Багси — английский бульдог Анны, вечно всё вокруг себя заслюнявливающий. Меня тянет сказать подруге, что Багси в выгулах ни черта не нуждается, так как он ленивый засранец, но я подавляю в себе этот порыв, потому что очень, очень хочу перестать грубить.
— Хорошо.
— Тебе что-нибудь купить? — спрашивает Анна, напоминая мне о том, что я просила Бена купить мне Фрути-пеблс.
Я тут же забираюсь обратно в постель.
— Нет, спасибо, мне ничего не надо.
— Ладно, я скоро вернусь. — Анна задумывается на минуту. — Может, ты хочешь, чтобы я задержалась и побыла рядом с тобой, если ты решишь ей позвонить?
— Нет, спасибо. С этим я сама справлюсь.
— Хорошо, но если ты передумаешь…
— Спасибо.
Анна уходит, и, стоит захлопнуться входной двери, как на меня обрушивается одиночество. Я одна в этой комнате, одна в этом доме, но что важнее всего — одна в этой жизни. Я даже не могу осознать этого в полной мере.