Навсегда(Роман)

Кнорре Федор Федорович

Он попробовал потереть его полотенцем, но только помял рубашку, швырнул полотенце на кровать и, накинув на плечи пиджак, — будь что будет, может, по дороге высохнет, — выскочил из дома, спрыгнул с крыльца и во весь мах зашагал по переулку.

В наступившей темноте на берегу озера смутно белели седые волны тумана, из которых вдруг выступал то смоленый черный нос рыбачьей лодки, вытащенной до половины на песок, то угол маленькой коптильни, то сети, развешанные для просушки на жердях.

Издалека доносились звуки аккордеона, тягучие, плавные, и такая

тревожно-томящая и сладкая тоска послышалась в них Степану, что он остановился в тумане и, пока не кончилась музыка, слушал, стараясь понять и как-нибудь запомнить то неясное и необыкновенное, что чувствовал.

У входа в клуб слабо светил фонарь, освещая только крюк, на котором висел, и белесую муть окружающего тумана.

В темноте у крыльца, то разгораясь, то тускнея, тлели папиросы мужчин, выбравшихся на воздух покурить.

На ступеньках веранды Степан наткнулся на старого Казенаса, который сейчас же схватил его под локоть. В зубах у него пыхтела, пуская клубы вонючего дыма, трубочка, такая коротенькая, что в те моменты, когда она вспыхивала, разгораясь, нос старого лесничего казался в темноте докрасна раскаленным.

Лесничий дружески притянул Степана к себе поближе и доверительно шепнул в самое ухо:

— Я, знаешь, очень доволен сегодня. Это дело мне по душе, — он немножко отпустил Степана, но все-таки продолжал придерживать за локоть. — Ты вот опоздал, а я выслушал доклад. Я тебе признаюсь, очень я пристрастился к этому делу — выслушивать разные доклады… Раньше, бывало, выберешься раз в месяц из лесу в город. Ну куда? В трактир. Ну, выпьешь, побуянишь немножко и обратно в берлогу.

А сегодня?.. Ладно, в трактир я и сегодня заглянул на минутку, ты не придирайся, — строго сказал лесничий, хотя Степан молчал и только улыбался, слушая. — А потом сразу сюда. Девчонки меня очень прилично усадили, в первый ряд. Я сидел и слушал, а мне докладывали все по порядку. Этот бродяга пан Гитлер, который верховодит сейчас у себя в прусских землях, рад бы нас живьем сожрать!.. Факт, я тебе говорю! Клайпеду он уже зацапал! Да теперь-то дело кусается, раз мы объединились со всем Советским Союзом. Теперь старый разбойник задумается, как ты полагаешь? Не совсем же он сумасшедший?

— Будем надеяться, что не совсем, — шутливо утешил Степан.

— Вот я тоже так надеюсь, уж очень нам война ни к чему. Только у людей кое-что налаживаться стало…

Две девушки со смехом выскочили из зала на темную веранду, захлопнув за собой с размаху дверь, так что та отскочила обратно и широко растворилась.

— Вот, погляди на этих девчонок с фабрики. Ведь они у нас раньше были самый последний народ. Не лучше батрачек. А теперь глянь. Хозяйки. Барышни. Скачут там, как лягушата. Это мне чертовски по душе…

Дверь снова отворилась, и Степан точно сквозь пеструю дымку увидел освещенную пылающими лампами большую комнату, полную движения, шума, шарканья ног и гула голосов. И в то же мгновение он увидел синие глаза Аляны, настороженные, ждущие, безошибочно устремленные в темноту открытой двери, прямо туда, где он

стоял, собираясь войти.

Щурясь на свет, Степан перешагнул порог, и в лицо ему пахнуло нагретым воздухом. Плавно загудел аккордеон, и пары, одна за другой, стали отделяться от стен, вдоль которых теснились, сидя и стоя, нетанцующие.

Прислонившись к стене, Степан смотрел, как танцует Аляна, при каждом ее повороте встречаясь с ней глазами. Один раз она сделала ему какую-то гримасу, смешливо покосившись на своего кавалера, и Степан улыбнулся в ответ.

Бросив своего партнера, из круга танцующих вышла Магдяле. Обмахиваясь платком и улыбаясь, подошла прямо к Степану. Тотчас же новый кавалер с какой-то незнакомой Степану франтовской повадкой подлетел к Магдяле и ловко изобразил всей фигурой с легким полупоклоном «приглашение».

— Я приглашена, — Магдяле лениво усмехнулась своими яркими губами и положила руку на плечо Степану. Они дождались удобного момента и нырнули в общую массу танцующих.

В это время Аляна, все время оживленно осматриваясь по сторонам, нетерпеливо пробиралась вдоль стены через толпу. Не найдя Степана около двери, где только что его видела, она остановилась, растерянно оглядываясь, и тут же увидела его с Магдяле. Она следила за ними глазами и с печальным недоумением думала: «Что же это? Разве сегодня это может быть? Сегодня!..»

Когда танец окончился и Степан наконец отыскал ее, они, не сговариваясь, вместе вышли на веранду. В темном углу что-то звякнуло, и старый Казенас, подмигивая с заговорщицким видом, поманил Степана к себе. В руке у него был маленький стаканчик, до половины налитый водкой.

— Да нет, спасибо, ни к чему, — сказал Степан.

— Что вы еще придумали! — сердито сказала старику Аляна. — У нас здесь клуб.

— Ну все-таки, сегодня вечеринка, — радушно упрашивал Казенас. — Капельку, от сырости.

— Не надо пить, — попросила Аляна.

— Да я и не буду, — ответил Степан.

Они прошли мимо Казенаса на крыльцо, и Аляна тихонько благодарно пожала ему руку. Он тоже слегка сжал ее ладонь, и так, не разнимая рук, они оживленно заговорили о всяких пустяках, изо всех сил стараясь показать, что совершенно не знают, что у них там происходит с руками.

Нет, ожидание ее не обманывало. Все оказывается сегодня еще прекраснее, чем она ждала, — успела подумать Аляна и тут же услышала, как ее зовут сразу несколько голосов из зала.

Она мягко высвободила руку.

— Придется пойти попеть немножко.

Посреди зала для нее поставили стул и табурет для аккордеониста.

Аляна запела без всяких приготовлений, так просто, будто заговорила, и разом все стихло, только слышно было, как проскрипел сапогами, пробираясь на цыпочках в зал, старший Казенас.

Она пела, спокойно сложив руки на коленях, слегка наклонив голову к плечу и внимательно глядя куда-то прямо перед собой, поверх голов слушателей. Негромкий чистый голос звенел на тонких нотах и, спускаясь вниз, на самых глубоких, «душевных», будто хрипнул от волнения.