Навсегда(Роман)
Шрифт:
Когда, проводив отца, Пятрас пришел и лег рядом с нею в постель, он был изумлен тем, как она порывисто обняла его и с какой отчаянной силой прижалась щекой к его щеке…
Он ничего не сказал ей про разговор с отцом: «Так, пустяк, старик соскучился у себя на болоте, зашел навестить…»
Она торжествующе улыбнулась в темноте: даже ей он не сказал ни слова! Вот каким непроницаемым, твердым он умеет быть!..
Глава двадцать вторая
Подслушанный ночной разговор совершенно изменил жизнь
Теперь, проходя мимо дома с грибами-мухоморами, где за оградой, охраняя здание гестапо, лениво прохаживался часовой, она кидала быстрый взгляд на окна и говорила про себя: «Не сидели б вы, сволочи, так спокойно, если б знали то, что знаю я!..»
Жизнь ее снова наполнилась ожиданием и тревогой. Она постоянно подмечала, или думала, что подмечает, еле уловимые мелочи в словах и даже во взглядах мужа.
Она просыпалась в страхе от звука проехавшей под окнами тяжелой военной машины, а иногда ее охватывало такое острое предчувствие надвинувшейся опасности, что она чуть не плача бросалась целовать мужа, мирно отправлявшегося на работу в Лесное управление. Ей казалось, что она видит его в последний раз, что они стоят на пороге какого-то великого и трагического события.
Проходила неделя, другая… месяц, и постепенно напряжение стало спадать: ничего не случалось.
Однажды Магдяле увидела на улице старого лесничего. Она обрадованно окликнула его, издали помахала рукой. Но Казенас угрюмо кивнул и перешел на другую сторону.
Старик и в самые лучшие минуты не грешил вежливостью, но почему-то эта встреча показалась Магдяле зловещим признаком. Она стояла, растерянно глядя ему вслед. Что делать? Куда идти?..
И тут она вспомнила Аляну.
Уже больше месяца Магдяле не навещала стариков. Может, и Аляна уже вернулась? Как она могла забыть про Аляну?..
Ремонтная мастерская на рынке оказалась закрытой. Торговка галантерейной мелочью сказала, что мастер не приходил уже несколько дней.
«Неужели у них что-нибудь случилось?» — с тревогой подумала Магдяле и, ускорив шаг, пошла по шоссе к домику над обрывом.
На стук никто не откликнулся. Магдяле толкнула дверь, и она открылась. Где-то в комнате вяло залаяла собака. Послышались шаркающие шаги, и на кухню вышел Жукаускас. Он еще больше ссутулился, оброс седой щетиной. Недоуменно глядя на Магдяле, он долго растерянно моргал, будто не узнавая.
— Я зашла вас навестить, — сказала наконец Магдяле. — Вы меня не узнаете?
— Нет, нет, узнаю. Навестить? Очень благодарны, — учтиво кланяясь и даже слегка пришаркивая ногой, засуетился Жукаускас. — Она так и думала, что вы зайдете навестить. Как же, как же…
— Что у вас случилось? — с трудом выговорила Магдяле.
— Ах, ведь вас, кажется, не было на похоронах? — все тем же до нелепости вежливым тоном рассеянно заметил старый мастер.
— На чьих похоронах, господи?! — крикнула Магдяле. — О чем вы говорите? Кто-нибудь умер?
— Да вы присаживайтесь, пожалуйста… — мастер показал на стул. — Так вы ничего не знаете? — И он стал без запинки, торопливо и как-то даже
И бог нам помог, мы все-таки успели. Я так боялся, что она не дождется. И когда мы с сестрой вошли к ней, она улыбнулась, в первый раз за все время. Ей так приятно было, что она не умерла заброшенная, как какая-нибудь бродяжка. И сестра Лиля сделала очень хороший укол, прекрасный! А если бы понадобилось, она сделала бы еще, — она сама так сказала. Но больше не понадобилось, да… Было, конечно, уже поздно… И все-таки, как это хорошо получилось, что сестра Лиля успела прийти! Видели бы вы, как она улыбнулась от радости, когда увидела ее белый халат… — Умоляющими глазами старый мастер посмотрел на Магдяле и просительно повторил: — Ведь правда, это все-таки вышло очень хорошо?
Магдяле давно уже поняла, что он рассказывает про свою жену.
— Да, — сказала она. — Это очень, очень хорошо, что вы успели.
— Благодарю вас… — Старый мастер опять поклонился и нелепо попытался сидя шаркнуть.
Позже Магдяле узнала, что после смерти жены он сделался, что называется, немножко «не в себе» и на похоронах тоже всех благодарил, шаркал и рассказывал, как удачно получилось с уколом.
И вдруг Магдяле с изумлением услышала какое-то скрипучее повизгивание. Придурковатое и безучастное лицо мастера сразу ожило, стало осмысленным, как у проснувшегося человека, и он, закрываясь морщинистыми грязными пальцами, заплакал.
Собака подняла голову и томно заскулила. Ребенок в соседней комнате невнятно залопотал.
Магдяле встала и, отвернувшись от старика, сконфуженно шарившего вокруг себя в поисках какой-нибудь тряпочки, которой можно было бы утереть глаза, прошла в спальную комнату.
Обложенный со всех сторон подушками, на постели лежал маленький Степа и, сердито морщась, лопотал с натугой, пытаясь выговорить что-нибудь внятное.
— Он у вас застыл совсем, — взяв в свои руки липкие ладошки ребенка, сурово сказала Магдяле. — Надо плиту затопить сейчас же! Я хоть вымою его немножко.
Старый мастер просто ожил, услышав, что наконец-то кто-то снова начал им командовать, и бросился затапливать.
Когда в холодной печи затрещала, разгораясь, лучина, Магдяле спросила, не было ли писем от Аляны.
— Нет, больше не было, — сокрушенно вздохнул Жукаускас. — Только та открыточка, которую она прислала из Мельме. Она писала, что моет посуду в ресторане у одной доброй женщины. Она тоже не была на похоронах… Мне бы нужно ей написать, правда? Но чернил у меня нету. Ведь карандашом как-то неудобно, правда?