Навсегда с ним
Шрифт:
Кто-то просит ее открыть глаза. Мужской голос, глубокий, знакомый, требующий и просящий. Она не могла ответить, хотя и хотела.
Она не знала, сколько времени проспала. Не сознавая, где находится, что с ней происходит, она упорно двигалась навстречу храпу, помогающему ей сбросить черное покрывало, окутывающее мозг.
Она наконец начала что-то чувствовать. Во рту было сухо, очень хотелось пить. Инстинктивно она напряглась, ожидая привычной боли… Но ее не было. Хотя ощущалось некоторое неудобство в области спины. Она приоткрыла
Она лежала на животе на кровати. И чувствовала себя настолько слабой, что если бы не укрывавшее ее тяжелое одеяло, она бы унеслась с первым порывом ветра. Откуда такая слабость?
Она открыла второй глаз и заморгала. В глаза ударил поток солнечного света, от которого растрепанная темноволосая голова в нескольких дюймах от ее лица казалась окруженной нимбом.
Гастон!
Селина улыбнулась, хотя ей для этого потребовались все силы. Так вот кто храпел!
Почему-то он сидел на стуле. Лишь руки и голова лежали на кровати. Одна рука подложена под заросшую щеку, а в другой зажат угол ее подушки. Поза неестественная и неудобная. Он же отлежит себе шею!
Селина протянула руку, и небольшое движение тоже далось с огромным трудом. Ей удалось преодолеть разделявшее их расстояние и легонько коснуться его головы.
Он выглядел очень утомленным, и ей не хотелось будить его.
Через мгновение Гастон пошевелился и ладонью накрыл ее руку, сжал пальцы и что-то пробормотал во сне. Потом снова успокоился, хотя и не отпустил ее руки.
Вдруг он поднял голову. Медленно, как будто даже неосознанно. Темные волосы упали на глаза. О, эти влекущие глаза!
— С добрым утром, — прошептала Селина, попытавшись приподняться, чтобы поцеловать его, и очень расстроилась, когда ей это не удалось.
Он молчал, словно не верил в происходящее. Он казался совершенно измученным: смятая одежда, спутанные волосы и глубокие складки, появившиеся у рта и глаз.
Она моргнула, все еще чувствуя в голове непрекращающийся звон.
— Ты… ужасно… выглядишь.
Его губы тронула чуть заметная усмешка. И тут же лицо расплылось в широкой, радостной улыбке.
— Ох, Руссетт, я в этом нисколько не сомневаюсь! — Взяв ее руку, он поцеловал ее, продолжая смеяться так громко и весело, что у него на глазах выступили слезы. — Двенадцать часов скачки до Ажинкура и столько же обратно, потом еще три дня без сна. Вряд ли после этого можно остаться красивым.
— Ты… храпел, — сонно пожаловалась она.
— Значит, я тебя разбудил? — Он закрыл глаза, прижимая ее ладонь к своей щеке. — Но должен был это предусмотреть. — Он смеялся и плакал — она чувствовала горячую влагу на своей ладони. — Слава Богу!
Она еще не вполне пришла в себя и не поинтересовалась, при чем тут Ажинкур и почему он сидит на стуле.
— Тебе больно, Руссетт? — вдруг спросил он. — Как ты себя чувствуешь после операции?
Вопрос развеял облака, закрывавшие ее разум. Мгновенно все всплыло в памяти. Пуля. Темнота.
— Нет… — Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы разобраться в своем самочувствии: есть неприятные ощущения, но это не боль, похоже, будто мышцы свела судорога. — Со мной… все в порядке, — проговорила она с облегчением. — Гастон, у меня… были странные видения. Как будто здесь оказались… хирурги.
— Это не видения, Руссетт. — Он встал, все еще не выпуская ее руки, словно боялся, что она исчезнет. — Только не двигайся!..
— Но я… и не собираюсь.
Он на секунду отпустил ее руку, добежал до двери и крикнул в глубь коридора:
— Рэмзи! Одрик! Тиболт! Она проснулась!
Селина не успела понять, что произошло, как оказалась в окружении тех самых трех человек, которых видела в свете ярких ламп.
Новым было лишь то, что теперь они смеялись и радостно хлопали друг друга по спине, хотя выглядели почти такими же утомленными, как и Гастон. Кроме того, сейчас они были в обычных нарядах средневековья, без масок и фартуков.
— Ну, моя упрямая пациентка, как приятно снова видеть ваши прекрасные серо-голубые глаза! — весело произнес один из них.
Она узнала в нем техасца, хотя сейчас он говорил по-французски и был одет, как Гастон, в камзол и трико.
— Одно время все висело на волоске, — он взял ее за руку, — но в вас оказалось больше жизненной энергии, чем мы могли предполагать.
— Лишь герцог был уверен, что вы выкарабкаетесь, — вступил в разговор другой, улыбаясь Гастону.
— Спокойный и хорошего наполнения. — Техасец, нащупав пульс, одобрительно кивнул. — Как вы себя чувствуете? Вы знаете, какой сейчас год?
— Сейчас… тысяча трехсотый.
— Отлично! — Он наклонился и, подняв ей веко большим пальцем, исследовал зрачок. — В других обстоятельствах я бы спросил вас, кто является президентом Соединенных Штатов, но в данном случае это, пожалуй, не совсем уместно. Ответьте тогда: кто этот человек? — И он указал на Гастона.
— Мой муж, — произнесла она с мечтательным вздохом, вызвавшим смех у окружающих.
— Правильно. Мне попалась способная ученица, отвечает без ошибок. — Техасец потрогал ее лоб. — Температура нормальная. — Он приподнял одеяло и провел чем-то — ей показалось, деревянной палочкой — по голой пятке. — Чувствуете что-нибудь?
— Щ-щекотку, — ответила она, дергая ногой.
— Хорошо. — Он еще поводил ей по пятке. — Очень хорошо! — Опустив одеяло, врач вернулся на место и, погладив ее по голове, улыбнулся: — Прекрасно, что все обошлось, миссис де Варенн. Боль сейчас вас не беспокоит? Микстура, которую составил Одрик, должна была избавить вас от лишних страданий. Но все же это экспериментальный состав. И кроме того, у нас не было хорошей центрифуги, и мы очень долго готовили ее.
Селина в недоумении посмотрела на него, но в то же время у нее мелькнула догадка.