Навсегда, твой Лукас
Шрифт:
«Привет, Лукас, значит, ты тоже… Такое совпадение!»
Я помню всё до мелочей – какая она была маленькая и худенькая и с каким трудом тащила огромный пластиковый контейнер с домашними пирожными – ванильно-шоколадными, с заварным кремом. А у меня в руках была обувная коробка с простым песочным печеньем, которое мы с Джастином испекли сами, потому что я не стал говорить маме, что мой день рождения будут отмечать в школе. Она бы начала суетиться, а это ни к чему.
Странно даже, как сильно эти считаные мгновения отпечатались в моей памяти. Сладкий запах её пирожных,
– Такое совпадение, а? Мы оба родились в августе, – сказала она. Ну или что-то похожее.
Я тогда решил подойти к этому с точки зрения математики. Попытался, вернее.
– Ну, шансы не такие маленькие. Двадцать два ученика разделить на двенадцать месяцев. Получается… – Правда, решить эту задачку я не успел.
– Очень верная мысль, Лукас, – сказал мистер Картер, похлопывая меня по плечу. – Хороший пример для математического подхода.
Но не для меня. И не в тот раз. К счастью, Джой не стала об этом задумываться, а просто рассмеялась, догадавшись, что я пытаюсь сделать.
Но я всё равно сконфузился, не зная, что сказать. Лицу стало горячо, и я не знал, куда девать разом вспотевшие руки.
– Любишь математику, Лукас? – вроде как спросила Джой, хотя это прозвучало больше как утверждение. Потом она подняла руку, чтобы смахнуть с лица свои густые каштановые волосы, и чуть не уронила ящик с разноцветными пирожными, которые едва не вывалились на пол. Я быстро сунул свою коробку под мышку и подхватил его. – Только считать, наверное, надо по-другому? – продолжила она, когда мы спасли её ящик. – Раз мы оба августовские, то остаётся одиннадцать месяцев, а не двенадцать.
Она робко хихикнула, не слишком уверенная в своей правоте, но мы тогда же поняли, что математика нравится нам обоим, и это тоже отчасти нас объединило. И на всё то лето, и на потом тоже. Математика, ребусы, загадки, «охота за сокровищами» и игры во дворе апартаментов «Дельфиний сад» на клочке чахлой травы с качелями. Даже несколько лет спустя, когда мы на уроках уже почти не пересекались.
Тот день, в классе мистера Картера, как-то соединил нас. Я положил свою коробку, взял её большой пластиковый ящик и носил его за ней вдоль рядов парт, пока она раздавала свои пирожные.
Потом она сказала:
– Спасибо, Лукас. Ты очень милый, – чуть повысив голос на последних словах, словно задала вопрос или просто удивилась. Как будто ей понадобился целый учебный год, чтобы прийти к такому выводу.
Позже она рассказала мне, какие про нас ходили разговоры – про маму, меня и Джастина, – потому что мой папа умер, а мама всё время пропадала на работе, и мы с Джастином одни проводили много времени на игровой площадке или гоняя на скейтах по Главной улице. Обычно детей такого возраста родители не оставляют одних. То есть я-то был не один, потому что Джастин за мной присматривал – но не совсем всё время и иногда издалека, чтобы общаться со своими друзьями, поэтому я рано перестал чувствовать себя младенцем.
– Но это не со зла и не для того, чтобы просто посплетничать, – пояснила
А потом, к концу моего третьего класса, мама стала встречаться с Рэндом, и поначалу он казался нам отличным парнем, так что у нас вроде как даже появился отец, и я думал, что люди перестанут наконец обсуждать нас. Но потом, когда он переехал к нам жить, стало ясно, что он крепко пьёт, и разговоров, наверное, стало ещё больше – все же знали, а то и своими ушами слышали, как мама с Рэндом скандалят. И хоть он и вёл себя иногда как придурок, но он умел быть и добрым, и весёлым, да и во многом помогал нам, так что, когда мама его выгнала, нам пришлось труднее, чем можно подумать со стороны.
– Но ты такой милый и совсем никакой не хулиган, – сказала мне Джой в то наше первое лето. Это было уже через несколько недель после окончания занятий, и мы подолгу играли вместе с ней возле качелей.
– А если я и то и другое? – спросил я, возможно желая показаться круче, чем был на самом деле.
Она пнула в мою сторону камешек.
– Тогда ты нравишься мне даже больше, – сказала она.
Сейчас я улыбаюсь, вспоминая об этом, пока запираю входную дверь и выхожу на улицу, под яркое солнце.
Когда становишься беднее, в этом есть и кое-что хорошее: тогда переселяешься ближе к городу, на самую окраину. Я пересекаю лужайку, прохожу мимо качелей, выхожу на Главную улицу и неспешно направляюсь в сторону «Пиццы Винсента».
3
Джой
Понятия не имею, почему мне вдруг пришло в голову это сделать. Но всё равно уже поздно. Что сделано, то сделано. Я достала конверт и вскрыла его. И сейчас прочту, что в нём написано.
Поехали.
Ничего страшного. Я не собираюсь ничего делать. Просто прочту, и всё.
Здесь деньгам не место,
Разговор про тесто.
В мире без дельфинов
Угадаешь имя.
P. S. Начнём с простого. Проще некуда.
Приступай:)
Найди столик с особенным Пи.
Ну вот. Я прочла.
Я смотрю на слова, выведенные его почерком, который я могла бы узнать где и когда угодно, – и да, мне больно. Словно кто-то стиснул мне рёбра и сдавил сердце. Но я всё-таки могу дышать, и это хороший признак.
Я подавлена. Но всё-таки не раздавлена.
Спасибо и на этом.
Первое время, довольно долго, когда я думала о том дне и о том, что тогда случилось, я начинала рыдать так сильно, что у меня сжимались лёгкие и воздух никак в них не проходил. Однажды дошло до того, что папе пришлось спешно везти меня в отделение неотложной помощи. И чем ближе мы подъезжали к больнице, тем сильнее росла моя уверенность, что я сейчас умру.
Там, в больнице, нам сказали, что это была паническая атака.