Навсегда в твоем сердце

Чейз Эллисон

Приехав сюда в чужом облике, Айви надеялась почувствовать себя свободной и защититься от всех возможных опасностей, но оказалось, что маскарад лишил ее самой главной оборонительной силы — самой себя.

Айви, которая пережила пожар, гибель родителей, а потом утвердила свою независимость дома и даже создала собственный бизнес, этой Айви в Кембридже попросту не существовало. Нед Айверс не мог получить помощи от Айви Садерленд или опереться на ее жизненный опыт. Нед, студент и «подмастерье» Безумного Маркиза, был один и понятия не имел, что делать дальше.

Ей очень хотелось снова стать Айви, почувствовать

ее смелость. Она желала вернуть свою женскую силу и уверенность.

Она хотела стать снова женщиной.

Сбросив халат, Айви подошла к краю балкона и облокотилась на перила. Ветер трепал подол ее ночной рубашки, задирая его до колен. Ноги сразу покрылись гусиной кожей, но Айви было все равно. Она не делала попыток одернуть рубашку, поскольку видеть ее было некому. В темном саду не было никого — только ветер гонял по дорожкам опавшую листву.

Тот же ветер разогнал облака и освободил луну, светящийся диск, светлый и яркий — в противоположность черным магнитам лорда Харроу. Айви подняла голову и подставила лицо серебристым лучам, словно холодный свет мог ее согреть, вернуть румянец на бледные щеки, окружить ее защитным полем, сквозь которое не сможет пробиться зло.

Она протянула руки к луне, потом снова опустила их и обхватила себя за плечи. Ее грудь, туго перевязанная днем, теперь была свободна. Как приятно, что ее хотя бы ночью не надо прятать, как здорово, когда ее касается проникающий под рубашку холодный ночной воздух. Неожиданно пришедшая в голову мысль даже ей самой показалась неприличной. Тем не менее Айви внимательно посмотрела вокруг. Все окна, кроме одного — ее окна, — были темными. Уже поздно. Все спят. Никто не увидит.

Айви быстро развязала тесемки рубашки и стянула ее вниз — до талии. Рубашка была большего размера, чем нужно, и, не задержавшись на бедрах, упала к ее ногам. Ночной воздух приятно охладил кожу, ласково коснулся груди — даже соски сморщились и стали твердыми. Вздрогнув, Айви улыбнулась бесстрастной луне и почувствовала, как в ней снова просыпается женская сущность.

Переменившийся ветер принес неожиданную волну тепла, которое окутало ее, проникло внутрь. Внезапно ей показалось, что вовсе не ветер ласкает ее тело. Это был лорд Харроу или придуманный ею идеальный образ маркиза — его сильные ладони гладили ее грудь, губы теребили чувствительные соски. Воображение услужливо нарисовало ей такую чувственную картину, что по телу прокатилась дрожь. В ней вспыхнуло запретное желание, столь же сильное и неодолимое… как электрическое поле в его лаборатории.

Но увиденное ею сегодня доказывало, что этот человек опасен, скорее всего безумен. И все же она хотела его, и это желание отдалось сладкой болью в груди и странной тяжестью внизу живота. Если бы в этот момент маркиз появился перед ней на балконе, Айви не смогла бы противостоять влечению и предложила бы ему себя.

К счастью, он не появился, не выступил из тени. Но когда она снова натянула рубашку, схватила халат и поспешила в комнату, его образ неотступно преследовал ее и не позволил уснуть, даже когда она забралась под одеяло, прижав к груди мисс Матильду.

Саймон сидел на подоконнике в своей лаборатории, полностью захваченный развертывающимся внизу действом. Нед некоторое время назад вышел на балкон, а теперь неожиданно снял

ночную рубашку, позволив ей упасть на камни у ног.

Когда «ассистент» подошел к перилам, в лунном свете его ночная рубашка светилась, словно туманом окутывая тело. Ветер прижимал тонкую ткань к телу, демонстрируя женственные изгибы стройного тела, о существовании которых Саймон до сих пор мог только догадываться. Не в силах отвести взгляд, он смотрел, как девушка подставила лицо лунному свету, как изящно выгнулась ее спина…

Айви дернула рубашку, заставив его ближе прильнуть к стеклу. Что она делает? Неожиданно она обернулась и взглянула вверх. Она смотрела прямо на него. Пронзив темноту, их взгляды встретились! Проклиная все на свете, Саймон отшатнулся от окна.

Правильнее всего было бы немедленно уйти, однако следующие действия его весьма необычного ассистента навели на мысль, что она его вовсе не видела. Если подумать, то и не могла видеть. Луна была достаточно яркой, и он не потрудился зажечь свечу. Везде было темно. Свеча горела только в ее комнате, едва освещая балкон и стройную фигурку.

Боже, что она делает?! Саймону стало трудно дышать. Она высвободила руки из рукавов и спустила рубашку до талии. А потом… Маркиз не мог поверить своим глазам, но обжигающее пламя уже устремилось от сердца к паху.

Его тело отреагировало быстрее, чем в мозгу родился вопрос. Если бы он сейчас держал ее в своих объятиях, была бы она такой же мягкой и нежной, какой казалась на расстоянии, освещенная лунным светом?

Скорее всего этого он никогда не узнает. Отвернувшись от окна, он опустил голову. Она испытывает к нему отвращение. Или боится. Но почему? Одно было очевидно: после сегодняшнего дня она о нем невысокого мнения. Ему следовало бы радоваться, чувствовать облегчение. Одно дело — испытывать физическое влечение, и совсем другое — любить.

Потеря Аурелии уничтожила его. Он едва не лишился рассудка, по праву заслужив прозвище, которое шептали студенты, когда думали, что он не слышит.

Нет, Господи, только не это. Прошло еще слишком мало времени! Он не может, не имеет права опять влюбиться.

Тогда у него остается только один выход. Одним способом можно предотвратить безумие, едва не овладевшее им, когда умерла Аурелия. Приняв решение, Саймон бросил прощальный взгляд из окна, надеясь еще раз увидеть и сохранить в памяти бесстрашную девушку по имени Нед, но понял, что опоздал. Она уже вернулась в комнату, и памятью о ней осталась ноющая боль в сердце.

Проведя бессонную ночь, маркиз встал и спустился к завтраку очень рано. Выпив кофе и отставив в сторону тарелку, по которой ему надоело размазывать яичницу, он попросил миссис Уолш передать мистеру Айверсу, как только он спустится, что он ждет его в саду.

— Странный он, этот мистер Айверс, — негромко пробормотала экономка, вроде бы не желая, чтобы Саймон услышал, но вполне довольная, что ее слова все же достигли его ушей.

Он бродил по дорожкам, почти ничего не замечая вокруг, преследуемый воспоминаниями об Аурелии. Она многое изменила в Харроувуде. Это дерево посадила она, а эту статую купила в Париже во время медового месяца. И это ее рук дело, а то сделано по ее приказу. В общем, за очень короткий срок она сумела превратить мрачные заросли в чудесный рай.