Навстречу миру
Шрифт:
С каждой остановкой поезда люди проталкивались все дальше в вагон, их становилось все больше. Я по сантиметру пробирался вперед, пока не занял место на полу. Я сел, скрестив ноги, и положил рюкзак на колени – еще один совершенно новый для меня опыт. В тибетской культуре реинкарнации мастеров прошлого такие, как я, занимают более высокие места, и для тулку сидеть на полу – это табу. Тибетцы расстроились бы, увидев меня в таком положении. Но здесь никого не волновал мой статус, и в любом случае, чтобы воплотить задуманное, мне надо было отказаться от многих обычаев.
Я не был приучен к роскоши, но сейчас остро осознавал дискомфорт, который испытывал
Мои глаза не просто смотрели, не просто покоились на объектах. Вместо этого фигуры вокруг меня принимали черты инопланетных существ, других, чужих. Их грязные одежды омрачали мое сердце. Я чувствовал неприязнь к их потрескавшимся голым ступням, хотя вскоре мои будут выглядеть так же. Запах их тел был отвратительным, хотя из-за влажности, жары и отсутствия кондиционеров запах, исходивший от меня, наверное, был не лучше: я вспотел, и рубашка под накидкой приклеилась к телу.
И снова мое тело было в одном месте, а ум в другом. Выглядел я как монах, но все мои переживания были сформированы суждениями самого обычного рода. Это было похоже на сон наяву. У меня возникло странное ощущение, что окружающая обстановка знакома, но что-то в ней не так. Или, может быть, именно я был другим. Я чувствовал себя не на своем месте. Я и был не на своем месте в этом новом мире. Словно вошел в чей-то сон – и сон не хотел, чтобы я в нем находился, точно так же, как и мне не хотелось быть в нем. Но вот он я. В конце концов, все же это был мой сон, и мой выбор. «Ты не обязан его любить. Просто позволь ему быть. Не застревай в нем. Пусть он происходит сам по себе».
Я не чувствовал никакой связи с этими людьми. Несмотря на годы практики, которая развивает спонтанное сострадание, мне пришлось порыться в памяти в поисках основных напоминаний: все хотят быть счастливыми. Никто не хочет страдать. Эти люди тоже знают и радость, и горе, как и я. Они тоже теряли любимых. Они тоже знали страх и доброту. Они тоже умрут. Несколько минут я повторял эти слова совершенно искренне и прочувствованно; потом снова возникло отторжение.
До этой ночи я рисовал себе пейзаж моего ретрита как состоящий из гор, пещер, озер с кристально чистой водой, деревенских улочек. Один мой друг, который путешествовал общим классом, описывал эти поездки как нечто приятное: «Лавки жесткие, вагоны иногда переполнены, но окна открыты, дует свежий ветер, и на каждой остановке можно купить чай». Мне казалось, это звучит отлично. Я и представить себе не мог такой ситуации, как сейчас.
На следующие несколько часов я стал и учителем, и учеником, повторяя уроки, словно снова оказался в монастырском детском саду. Откуда возникло это отторжение? Как оно возникло? Пришло ли оно из моего ума, тела или внешнего мира? Дыхание было более поверхностным, чем обычно. Я намеренно замедлил его и сделал более глубоким. Но ум продолжал задавать вопросы и комментировать,
Когда мне было тринадцать лет, мой наставник Селдже Ринпоче попросил меня определить приятные и неприятные ощущения в теле. Я все время использовал концепции для описания своих чувств: «Мысли о шоколаде создают приятные ощущения. Мысли о мусоре создают неприятные ощущения».
Но эти конкретные образы были обычными, в них не было ничего неожиданного, и они не оказывали никакого влияния на мое тело.
Селдже Ринпоче сказал: «Тебе не надо думать. Просто чувствуй. Чувствуй, что в твоем теле».
У меня не получалось, и я спрашивал, что делать: «Может, мне укусить себя за язык или вонзить ногти в ладони?»
«Нет. Тебе не надо создавать ощущение. В том состоянии, в каком ты сейчас пребываешь, просто почувствуй, что приятно, а что неприятно».
Я никак не мог понять, что он имеет в виду.
Однажды в начале урока Селдже Ринпоче сказал мне: «У меня хорошие новости. Завтра занятий не будет. У нас выходной, можем куда-нибудь пойти. Чем займемся?»
Выходной! Я любил пикники и поэтому предложил поехать в Манали, прекрасное место у подножья Гималаев, к северу от Шераб Линга. Оно напоминало мне родную деревню в Нубри, регионе в Северном Непале, к югу от непало-тибетской границы. Селдже Ринпоче сказал, что это потрясающая идея.
«Ты счастлив?» – спросил он.
«Да!» – воскликнул я.
«Как ты себя ощущаешь?»
«Чудесно. Мое сердце раскрылось, я счастлив, и это чувство излучается как солнечный свет и распространяется по всему телу».
«Это приятное ощущение», – объяснил Селдже Ринпоче.
Ух ты! Наконец-то я понял. Еще больше радости! Еще больше приятных ощущений!
И пикник, и шоколад – это просто умственные образы; но в моем случае один из них оказывал более сильное воздействие на тело. Я ел шоколад время от времени, и он не был редкостью – в отличие от выходного дня без занятий и с пикником. В теле всегда есть ощущения, возникающие как реакция на чувства притяжения и отторжения – даже если они и возникают на слишком тонком уровне, чтобы мы могли их обнаружить. Например, цветы обычно вызывают приятные ощущения. Они красивые и служат знаком внимания. Мы используем их, чтобы отмечать свадьбы и отдавать должное смерти. Мы дарим цветы на дни рождения, приносим больным друзьям, чтобы подбодрить их. Цветы улучшают нашу жизнь и поднимают настроение, и дарение цветов говорит о любви, заботе и преданности. К тому моменту, как мы становимся взрослыми, эти ассоциации уже преобладают в нашем отношении к цветам, и мы перестаем замечать, как реагируют на них наши чувства. Ум настолько вовлечен в свою собственную зацикленную историю, что он не обращает внимания на тело. Но направив на него пристальное внимание, мы обнаружим, что ощущение присутствует всегда, хотя бы очень тонкое.