Найденный мир
Шрифт:
– Владимир Афанасьевич! – Злобин подошел бесшумно, а может, это от усталости в уши забилась неощутимая вата, приглушая звуки. – Поговорить бы.
За прошедшие сутки старший лейтенант подрастерял былой пиетет перед учеными. В этом геолог не мог его винить.
– Слушаю, Николай Егорович, – отозвался геолог, обернувшись к офицеру.
– Что это за гады? – Нет, моряк не был склонен к пустопорожним рассуждениям. – Я уже побеседовал с профессором, но хотел бы и вашим мнением поинтересоваться.
Обручев неопределенно повел плечами:
– Не знаю. Хищники… стервятники… Думаю, их привлекла
– Верно. – Великан степенно кивнул. – Но я о другом. Ничего похожего среди ваших окаменелостей?..
Геолог покачал головой:
– Трудно сказать. Мы ведь даже не разглядели его толком.
– Александр Михайлович говорит, что рана на животе часового нанесена необыкновенно острым когтем длиной в пару дюймов, – добавил Злобин. – Одним когтем, словно на вытянутом пальце. Такое может быть?
Обручев снова повел плечами, пригладил бороду – он давно обнаружил, что эти простенькие маньеризмы позволяют выгадать время, обдумывая ответ.
– Все может быть, – ответил он. – Но выглядит это очень странно. У существующих животных мы не наблюдаем подобных приспособлений… и у вымерших – тоже.
– Тогда, возможно, мы были не правы с самого начала? – предположил Злобин. – И мы вовсе не в допотопном прошлом? А в некоем… новом творении, лишь отдельными чертами схожем с привычным?
Геолог решительно отмахнулся:
– Это ни о чем не говорит. Думать, будто мы все досконально знаем о фауне мелового периода, – вот уж гордыня! Да хотя бы взять того ящера, которым мы вчера ужинали: именно такой разновидности палеонтология не знает. Но отдельные его черты несут столь явственное сходство с хорошо известным игуанодоном и в меньшей степени – с другими ископаемыми ящерами, что нам не остается ничего иного, как считать его динозавром из группы птицетазовых. Думаю, когда мы пристрелим нашего «черного петуха», ему тоже найдутся вымершие родичи.
– Лучше бы они и оставались вымершими, – мрачно заметил Злобин.
– Лучше бы вы подумали вот о чем, – в тон ему отозвался Обручев. – Эти животные, при всей своей опасности, – не главные хищники здесь. Они ведут себя как падальщики, подбирают остатки чужой добычи. Гиены. А рядом с гиенами должны быть львы. «Черные петухи», кажется, некрупные твари: с собаку размером. Существа, которых боятся травоядные ящеры, ростом не меньше человека. И мне очень не хотелось бы проверять, на что способны они, при свойственной рептилиям живучести, силе… и холодной, бессмысленной злобе.
В проповедях церковников, заключил Дмитрий Мушкетов, содержалось здравое зерно. Свойства характера, приведшие к гибели капитана Генри Кайла, невозможно было назвать иначе как жадностью и гордыней.
Жадность еще можно было оправдать: содержание «Фальконета» и почти трех десятков человек его разношерстной команды обходилось недешево, а прибыли в торговле всем подряд не всегда покрывали расходы. А вот твердую, ни на чем не основанную убежденность капитана в том, что самый завиральный план может быть выполнен, если только исполнение его обещает изрядный барыш, невозможно было объяснить ничем, кроме гордыни. В общении с туземцами Соломоновых островов, где капитан Кайл закупал копру и жемчуг, такой самоуверенности было самое место – дикарь, как известно, понимает лишь
Приливная волна, возвестившая о Разломе, застала «Фальконет» в открытом море на пути к Филиппинам. Кому – бедствие, а кому и счастье: месяца три капитан Кайл перевозил беженцев и грузы между пострадавшими портами Индокитая, пользуясь тем, что волна цунами размазала о берег едва не треть торгового флота тамошних мест. Но ближе к осени капитану пришла в голову идея столь же преступная, сколь в потенции прибыльная: воспользоваться сумятицей и хаосом, чтобы направить часть потока переселенцев в более выгодное русло.
Благодатная земля Северо-Американских Соединенных Штатов, откуда был родом капитан, привечала иммигрантов – но далеко не всяких. Покуда нищий житель Азии строил железные дороги и дамбы, ему находилось место в краю свободных людей. Когда оказалось, что трудолюбивый китаец или индус занимает место и зарабатывает деньги, которые считал своими белый человек, гостеприимство резко пошло на убыль. Начиная с печально известного Акта об исключении китайцев законы и суды встали преградами на пути переселенцев; а там, где видна преграда, всегда находится способ ее обойти. Землетрясение 1906 года, сровнявшее с землей Сан-Франциско, породило, будто вызвав по примеру Язона из пашни, сущие орды «бумажных сыновей» и «бумажных дочерей», получавших вид на жительство по фальшивым свидетельствам о якобы утерянных документах. Два года спустя их волна пошла на убыль, но теперь, когда на Западное побережье обрушилась новая катастрофа, самое время было влить в старые мехи новую кровь.
Разумеется, договариваться с фальшивыми родственниками по ту сторону океана времени не было, но на этот случай у капитана Кайла имелась козырная карта. В поисках лучшей доли за море устремлялись работники. В первую очередь, естественно, мужчины. И тем из них, кто сумел устроиться в новой жизни, не всегда находились невесты. Капитан намеревался привезти в Америку полные трюмы молодых, здоровых, смазливых – насколько могут быть смазливы «узкоглазые обезьяны» – девок. И получить барыш с богоугодного дела создания новых семей.
О том, что линия Разлома прервала сообщение между берегами Тихого океана, он не то чтобы не знал в тот момент, но попросту не поверил.
Наперекосяк пошло все и сразу. Старпом Рэндольф, служивший на борту «Фальконета» штатным голосом разума и осторожности, так и не сумел убедить капитана, что китайцы станут платить разве что за китайских невест, а перспектива связать судьбу с филиппинками и кореянками привлечет их не больше, чем самого Кайла возможность пойти под венец с какой-нибудь папуаской с Новой Гвинеи. Потом оказалось, что запасти достаточно провизии и пресной воды, чтобы добраться до Калифорнии с живым грузом на борту, невозможно, и капитан, не в силах отказаться от своего предприятия, изменил план – недостающим решено было закупиться на Гавайях.