Найденыш
Шрифт:
– Вообще-то, меня зовут Ромейн, но они всегда называли меня по-другому.
– Как?
– полюбопытствовала королева.
– "Эй, ты" или "чучело".
– Кто "они"?
– Ну, те, у кого я жила до этого.
– Ты имеешь в виду своих родителей?
Девочка ненадолго задумалась, а потом покачала головой
– Нет, они мне не родители. Они всегда говорили, что меня им подбросили.
– Погоди-ка, - остановила ее Оливетт, - ты раньше жила на переправе?
Та кивнула, кося взглядом на седельную сумку.
– Можно мне еще хлеба?
– спросила она наконец.
–
– Не знаю, - девочка пожала плечами, - пришли люди и стали творить плохие вещи. Я убежала и спряталась.
– Понятно.
Они проехали немного вперед молча, а потом королева снова заговорила:
– Даже не знаю, как быть. Ты умеешь что-нибудь делать, Ромейн?
– Я много чего умею, - отозвалась та гордо, - ловить рыбу, к примеру. Или мыть полы. Могу приносить дрова и разводить огонь в очаге, - это прозвучало особенно горделиво.
– Умница, - похвалила ее Оливетт.
– А куда мы едем?
– спросила Ромейн, видимо найдя, что сейчас задать этот вопрос будет наиболее уместно.
– Мы едем в мой новый дом.
– А где твой старый дом?
– Далеко, - усмехнулась Оливетт, - там холодно, постоянно идет снег и дует ветер.
– Зачем же ты тогда там жила, если там так холодно?
Королева фыркнула в ответ:
– Потому что там моя родина. Я там родилась.
Теперь задумалась Ромейн. Она молчала довольно долго, а потом заметила:
– А я не помню, где я родилась. Я помню только переправу.
– Ничего, все будет хорошо.
Девочка очень скоро избавилась от своей подозрительности правда, только по отношению к Оливетт. Она позволяла ей делать все, что та захочет и отвечала на какие угодно вопросы.
Королева задала их множество, но узнала очень мало. Ромейн отвечала охотно, но видимо, и сама почти ничего не знала. А если и знала, то понимала далеко не все. Заметив, что девочка поморщилась, когда она дотронулась до ее плеча, королева заметила:
– Тебя били?
– Если могли поймать, - честно отозвалась та.
Она задремала, прикорнув на шею лошади и вцепившись руками в гриву. Оливетт задумалась. Она взяла девочку, поддавшись внезапной жалости к этому заморенному созданию, но теперь ей предстояло решить, что делать с ней в дальнейшем. Впрочем, этот вопрос занимал Оливетт недолго. Она решила поручить ее своей служанке, чтобы та занялась ее воспитанием и о6учением. Служанки в любом замке не бывают лишними. Королева не сомневалась, что муж не будет против такого решения и повеселела. Теперь осталось лишь добраться до замка - и проблема с плеч долой
Подъезжая к замку, Оливетт заметила, что левая рука Ромейн замотана какой-то грязной тряпкой на запястье.
– Поранилась?
– спросила она, - сильно? Покажи. Я умею залечивать раны.
Поколебавшись, девочка размотала повязку. Оливетт повернула запястье внутренней стороной к себе и увидела краснее пятно правильной округлой формы.
– Обожглась, - догадалась она, - сильно болит?
Ромейн помотала головой.
– Уже нет.
– Тогда эту тряпку нужно выбросить. Лучше от нее не станет, как бы хуже не было.
Оливетт
– Я смажу твою рану целебной мазью. Она удивительно быстро заживляет любые раны.
– Мы почти приехали, - повернувшись к ней, сказал король, - вот он, дом моих предков.
Проследив за королевской дланью, Оливетт увидела внушительное сооружение из темного камня. Высокие своды, множество арок, узкие высокие окна, небольшие башенки, а главное, огромная крепостная стена и ров, через который был переброшен мост. Мрачно и уныло, вот первое, что подумала Оливетт, а потом добавила: "но внушительно". Весьма внушительно. Она перевела взгляд на мужа и поразилась некоему сходству замка и его владельца. Все та же мрачность и внушительность, грубые, суровые черты лица. И характер под стать: властный, не терпящий возражений. Впервые Оливетт пожалела, что является его женой. Она в сущности еще не знала своего супруга, но то, что видела, ей вдруг не понравилось. Возможно, конечно, что в глубине души он добр и мягок, но если это и существует, то запрятано очень глубоко.
Оливетт вздохнула. Глупости. Король, конечно, суров с подданными, но она - женщина и притом его жена. Ей, с ее умом, красотой и очарованием доступно многое, И с ней ее муж не станет обращаться очень сурово.
По мосту гулко простучали копыта лошади. Женщина пригляделась и увидела всадника, который ехал в их направлении. Король тоже это заметил и натянул вожжи.
Когда всадник подъехал ближе, Оливетт разглядела в седле подростка лет четырнадцати. Он был строен, если не сказать, худощав, светлые, вьющиеся волосы лежали на плечах.
– Ваше величество, - произнес он, осадив коня, - с благополучным возвращением. Мы рады, что вы вновь с нами.
Паренек склонил голову. Оливетт отметила почтительность и нотку холодного отчуждения, словно он лишь повторял заученные слова.
– Здравствуй, Филипп, - кивнул король, - да, я вернулся. И вернулся не один. Это, - он протянул руку к женщине, - моя жена Оливетт.
Филипп повернул голову и Оливетт поймала взгляд серых, чистых глаз. Но не это поразило ее, а их выражение, точнее, отсутствие всякого выражения. На нее вдруг повеяло холодом, леденящим душу и пробирающим до костей. Еще никто и никогда не смотрел на нее так. Ею всегда восхищались, любовались и ахали. А тут женщина сразу поняла, что этому пареньку она совершенно не нравится.
– Ты знаешь, что нужно сказать, Филипп, - проговорил король.
– Да. Приветствую вас, матушка, - парень вновь склонил голову.
Оливетт едва не вскрикнула "Что-о?! Какая матушка?", но вовремя опомнилась. Она уже сообразила, кто перед ней. И решила ответить достойно:
– Рада видеть вас, сын мой, - и улыбнулась.
Послышалось едва слышное фырканье, Ромейн показалось это забавным. К счастью, его услышала одна королева.
Король взглянул на жену одобрительно. Женщина почувствовала облегчение. Значит, она выбрала правильную тактику. Филипп вновь окатил ее ледяным взглядом, но это уже не тревожило женщину. Молоденьких высокомерных юнцов она умела усмирять как никто. Оливетт уже взялась за вожжи, но тут громкий вскрик "ай!" заставил ее застыть.