Найон
Шрифт:
– Отлично! Тогда встречная просьба. Я забираю мужа.
– Он у меня в должниках: я его одел и обул, а с полученным автоматом так и до смерти не рассчитается. Я планирую… – Лейтенант, наконец, справился с одеждой: просто вывернул наизнанку и, натянув на себя комплект, попросил прокомментировать внешний вид: – Как я выгляжу теперь?
Она очень хорошо разглядела, чего он хочет.
– Теперь тебя не узнать. Пошатнувшийся авторитет остался внутри, снаружи ты – просто пример для подражания.
– Замечательно! Я этого и добивался. Значит, можем, когда захотим. – Он собрался
– Погоди. Есть идея. Я набью чучело, одену в форму мужа, и ты установишь это на самом безопасном направлении. Он никому не будет мешать, но, вместе с тем, числиться на фронте.
Лейтенант что-то своё прокручивал в уме, идея пришлась по душе.
– Шикарная идея! Набивай чучело, а я поделюсь планом. Мы выставим заместителя на линию огня. Противник не захочет отставать, и тоже выставит человека впереди позиций. Ну, это чтобы сохранять равновесие сил.
– Интересно, дальше что?
– А поскольку противник не скоро догадается, что у нас чучело, он измотает свои подразделения, выделяя живую силу для беЗполезного караула. Я их вымотаю за полгода, пока не подвезут патроны.
Итая полезла в сумочку, порылась и вручила катушку ниток:
– Держи.
– Для чего? У нас ниток хватает своих.
– У вас – военного назначения, противник сразу распознает. А эти – гражданские. Ты будешь за ниточки дёргать, чучело будет ручками шевелить. И ни у кого не возникнет подозрения, что в поле чучело.
Он выпучил глаза, стал перепроверять положения устава и прочие предписания.
– Вижу, до тебя слабо доходит. А преимущества такие: один часовой, без смены караула, стоит, день и ночь, шевелит руками…
– Точно! Противник будет посрамлён! Они же не смогут повторить подвиг часового! – Лейтенант подпрыгнул от радости, добавил: – А с этого дня в их войсках пойдут необратимые процессы разложения! От безысходности, начнётся пьянство, самовольное оставление позиций. И командование поймёт, что единственный вариант сохранить лицо – это поменять весь состав на передовой?
– Да, именно так!
Он снова задумался, но уже над другим вопросом.
– А давай-ка ты ко мне в заместители? Мужа отправим домой: пусть обои клеит, латает крыши. Мы же с тобой победим врага и с победой вернёмся по домам.
Итая засмущалась. Она никогда не мечтала о таких перспектива. Но на то и женщина, чтобы выкрутиться из любого положения.
– Знаешь, я вынуждена отказаться. Предложение, не скрою, очень заманчивое, только никак не согласуется с моими мечтами.
Лейтенант расстроился.
– Если хочешь моё мнение услышать, то скажу. Этот мир погибнет, коль станет приноравливаться под женские мечты. Нам в нём нет места.
– А по-моему, ты не прав. Мир держится только на нас. Если мы надумаем снести чью-то власть – снесём. А что могут мужики? Только явиться на фронт, едва получат повестки.
Ему пришлось повозиться с мыслями, какие отказывались давать подсказку; сложить полномочия, отдать всё на усмотрение… таких дам?
Аверьянов с первых слов уловил задумку, подключился к необычному проекту.
Травы
– Зимы у вас крепкие? – поинтересовался он.
– Раз на раз не выпадает. – Итая стала припоминать. – Три лета, как снегу не видели. Ты что-то хотел уточнить?
– Голова же работает, и что-то мне подсказывает, нужно предусмотреть один момент.
– Говори, если есть, что сказать.
– Скажем, до генштаба противника пойдут слухи о несгибаемом часовом. Прибудут генералы, чтобы лично убедиться в несгибаемости. И, скорей всего, под предлогом вручить награду, захотят повидаться, для, так сказать, личной беседы. Кому-то придётся взять на себя ответственный период. Скажу сразу, не сто лет, не год, а одни сутки.
– Я готов, лично!
Ну, кто бы сомневался? Только тому, кто ночевал в окопе, знает жизнь не по картинкам, кому ещё можно доверить миссию по окончательному разгрому противника, на моральном фронте? Они после дружно явятся с белыми флагами и сложат оружие. И будет солнышком сиять на груди героя такая замечательная железка, полученная из рук генерала, ещё не сложившего полномочия. Он просто поспешил, знал, что армия теоретически разбита, надо успеть, пока личный состав не узнал о полном поражении. Пока верят в значимость железок на груди, их количестве; штабные начнут себя награждать уже после победы. Это и их победа тоже: ведь самим не пришлось идти в окопы, сами уцелели – так почему ни наградить таких умных и решительных руководителей? Мы же их перестанем замечать, если на груди ничего не блестит.
С лейтенантом обо всё договорились. План таков: в три часа пополуночи, когда глаз наблюдателя моргнёт, мы должны использовать момент и вынести из окопа подготовленного бойца. Оружие, автомат, и чтобы сапоги начищены, – это, считай, уже военный обряд и смекалка: мы, блять, не должны удариться лицом в липкую лужу, каких в колее жизни с переизбытком. Иногда из гроба подниматься легче… Что? Почему, нет? Через полтора года – встал, и пошёл, только бы не угодил в морг перед погребением. Система отлажена до такого состояния, что в каждой квартире есть окно для внедрения моли: по вечерам, когда летит на свет, ты её караулишь у одного окна, а она в другое; график очерёдности никто не отменял. А вы думаете, откуда моль.
Грузовик уходил с позиций под покровом ночи, Аверьянов поторапливал.
Итая прижимала к себе мужа, едва сдерживала слёзы. Отбила у системы одного, вот что делать со вторым – никак не могла решить.
– Останешься у нас ночевать, Евгений?
– Рисковать не охота.
– Чем именно?
– Чтобы не застрять здесь навсегда: карета в полночь превратится в тыкву, и по туфельке начнут разыскивать меня.
– Не понимаю, о чём ты, но если чувствуешь угрозу, то конечно, мы не будем возражать.