Найон
Шрифт:
– Не ожидал превосходящих сил. Выходит, они нас обманули, говоря, что под ружьём сотня неполная солдат.
– Стоит ли верить человеку, который под пытками говорит те же слова, что говорил накануне?
– Какими были те слова?
– «Сдохните, собаки!»
– На их месте я бы не рисковал.
Лейтенант осмелился:
– Можно вопрос?
Малява выдал:
– Наши люди в булочную на такси не ездят.
Они поднялись на второй этаж, призадержались у дверей шефа. Табличка та же, вроде как ничего не изменилось.
Шеф выглянул – вот тоже интуиция работает.
– План
– А можно материалы по Найону посмотреть?
– Одну минуту! – Шеф вернулся к столу, с кем-то переговорил: – Пришлю двоих, лекции не надо, а только то, что сняли наши операторы. Договорились!
Вернувшись к ученикам, Нарочный вручил писульку с номером кабинета.
– Думаю, на сегодня вам хватит, завтра будет видно. Но я не прощаюсь.
Они тотчас развернулись к лестнице, поднялись на четвёртый. У кабинета их ждали.
– Проходите. Если хотите охватить побольше, советую разделиться. Каждый отсмотрит свою часть, потом поделитесь. Очень результативный метод. – Майор указал на два свободных места, с номерами «восемнадцать» и «двадцать четыре». Подразумевалось, что здесь никаких имён, обращение друг к другу по номерам. Длинные столы с мониторами, перегородки установлены так, что ты не увидишь того, что изучает сосед. В наушниках – так и вообще улетаешь невесть куда, помалу штурмуя данные о мире, в котором живём, и о которых не скажут в учебниках. На вскидку, человек двадцать занимались сбором данных, штудировали – каждый свою тему, ни один не оторвался от монитора.
Прибывшие переглянулись: интересно, кто-то из них специализируется по Аверьянову?
Оба расписались за полученные материалы, майор, чем-то вечно недовольный, исчез со своим журналом. Обычно, это претензии к руководству. Можно прикинуть, что у него в голове: я тут стою на страже первых секретов, а вы мне подсылаете дилетантов, кто в этом ничего не смыслит, и хорошо, если один из десяти потом использует полученные сведения. Я трачу уйму времени впустую, но кто-то считает, что метод работает. Да мир давно изменился, если вы и не замечаете!
Малява устроился за монитор, вставил кассету, затем ввёл личный номер. Допуск разрешён, раскрылся полный перечень, оглавление тем – про детство, пласт за пластом, сплошные файлы. Понятно, в те годы за ним не было слежки, поэтому только фото и справки, доклады и случайные записки. Почерк настоящий, из школьных тетрадок, – успел наследить за молодые годы. Собственно, как и все остальные. Чтение Виктора Петровича никогда особо не впечатляло: этот канцелярский, дуболомовый язык угнетал способность видеть и разбираться, чего тут напихали.
Однако, этот текст взбодрил первыми строками.
«В 2006-м, как известно, система подверглась испытанию по всем фронтам. Органы внутренних дел, внешних сношений, проявленные и внедрённые структуры прошли зачистку, до уровня простых участковых. Благодаря синхронному реагированию, утром следующего дня все посты были заполнены двойниками, которым пришлось с колёс осваивать тонкости ремесла, хотя теоретически запасные составы были в целом подготовлены неплохо. Затем, уже в 2012-м, по планете прокатился гул, возникающий и гаснущий по нарастающей схеме. Атаке подверглись подземные города
Малява почуял тревогу, остановил воспроизведение.
К нему направлялся майор, постукивая себя по голове кассетой. Вот он уже рядом, за плечом, бросает взгляд на экран.
– Сколько минут просмотра у тебя?
– Восемь.
– М-м? Ну, ничего страшного не случилось. Извлеки из проигрывателя… Так… – Майор вертел обе кассеты, сравнивал надписи. – Я по ошибке вручил не те материалы. Вот твои.
– Они одинаковые, по-моему. Номера сходятся.
– Я это тоже заметил. Кто-то зло пошутил, если не метит на моё место. Я ещё разберусь. Сам установишь?
– Запросто.
– Ну, и для страховки. Если что-то попалось такое, от чего хочется кричать, лучше этого не делать. Много нынче жадных, кто готов платить и создавать утечки. Со мной этот номер не прокатит.
– Вы меня с кем-то пу…
– Не поднимай шум. Это для порядка. Я должен это говорить, по инструкции. Как предупреждение. Но о моей ошибке пусть лучше никто не узнает. Случаются накладки.
– Я в курсе.
Малява установил кассету в приёмное гнездо, включил. Волосками на макушке почувствовал мысленное поглаживание. Вот как описать ощущения, как рассказать? Этот взгляд работал на расстоянии, пытался внушить что-то, заодно переманить на свою сторону. Майор прокололся, теперь решает, как быть. Заручиться обещанием молчать – не очень надёжный вариант, лучше бы его не было. Либо искать дружбы, через предоставление материалов, не подлежащих ознакомлению с таким уровнем допуска.
Интересные открытия я делаю в последнее время, подумал про себя Виктор Петрович. Планета принимает меры к какой-то акции, подчищает хвосты, но населению знать о том не велено: у простых граждан и без того полно забот.
Начало ролика повторяло ту кассету, один в один. Кто-то умеет вырезать и вклеивать нужные эпизоды, как бы случайно угодившие в простой учебный фильм. Этот кто-то имеет и доступ к запертым под замок полкам. И скотч, и чернила такого же состава, уже не говоря про почерк. Ночной хозяин кабинета.
А вот это кассета – то, что надо! Оператор группы удачно зафиксировал полёт Аверьянова с той самой высоты. При замедленном режиме, в глаза бросается необычный рисунок падения. Нет – чтобы мешком, с нарастанием скорости. Она, наоборот, замедлялась, по необъявленным причинам. Оператор с малым опозданием добавил фильтр, и в кадр попало едва заметное свечение вокруг тела. Объектив скользит вниз, за объектом; мелькают трещины и выступы почти неприступной скалы, а глаза ищут его лицо. И самое главное – подстреленный скалолаз ничуть не паникует. Словно ему внушили, что ничего страшного не будет. Скорей всего, он и сам был без сознания или в полуобморочном состоянии: взгляд всё-таки мутноватый. Стоит лишь допустить мысль, что его караулит внизу… Полшага до инсульта и полного паралича, если поставить на его место другого.