Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
«...Ранним утром 9 января 1942 года кто-то настойчиво постучал к нам в окно, — писала в своих показаниях свидетельница Пузина В. И. — Я накинула платок и подошла к окну. На улице стояли помощник старосты Телкин Дмитрий Осипович и три немецких солдата с автоматами. Телкин тарабанил палкой в окно. До меня сразу все не дошло, что нас ожидает, но я вся тряслась со страху и не знала, что делать. Открывал дверь мой муж — Пузин Петр Николаевич. Телкин тут же сказал ему, чтобы он одевался. Муж кое-как собрался, и его увели. В тот же день мужа, а также односельчан,
— Достаточно? — спросил меня Сергей, возвратившийся из командировки. — Или еще?
— Достаточно.
— Допросил я всего шестнадцать свидетелей. Все в один голос подтверждают, что именно Телкин составил список коммунистов и лично участвовал в аресте и расстреле четырех человек в январе сорок второго, перед самым отступлением немцев. Это, конечно, не все его черные дела. Он отобрал у односельчан для фашистов много коров, собирал валенки, теплую одежду. Одни во время допросов плакали, другие уже выплакали все слезы, глаза у них сухие, красные...
Оставалось найти Телкина. Для этого следовало еще раз побывать в селе. Может, кто из родственников или близких дружков Телкина и знал, где он находится, но на допросах Сергею никто ничего об этом не сказал. В селе жили мать, жена, дети... Трудно Телкину удержать себя от связи с ними.
— После свадьбы сразу поеду и без Телкина не вернусь, — сказал Сергей.
— Умчишься на второй день?.. Бросишь жену, вещмешок — за плечи, палку в руки и — в Старое Вязовое искать Телкина? Нет уж, товарищ Панов, я сам поеду.
Георгий Семенович согласился с моими доводами, что ехать в Старое Вязовое сподручнее мне.
В селе кое-кто остался из приятелей Телкина, но они помалкивали, были на его стороне еще по периоду раскулачивания, когда Телкиных Советская власть лишила мельницы на речной запруде и изъяла из их амбаров много хлеба. Еще тогда, затуманенный злобой, в разорванной рубахе, без шапки, Дмитрий Телкин бегал по селу с топором в поисках председателя сельского Совета. Повыбивал все стекла в окнах избы-читальни, сельсовета, требовал возвращения мельницы и хлеба, а ночью пытался поджечь сарай, в который сложили изъятые мешки с зерном.
— За это его судили. Два года отсидел в тюрьме, затаился, — рассказывал мне председатель сельского Совета, когда я у него поинтересовался, почему Телкин пошел на службу к немцам. — В Новом Вязовом, километрах в пяти от Старого, живет его Любка, по-уличному — Рябая. У нее, как судачат деревенские бабы, растет малец от Телкина. Она хотела выйти замуж. Узнав об этом, Телкин явился к ней навеселе и в потасовке выбил ей глаз. Выходит, из-за любви. Так она и осталась не то в девках, не то в бабах. Недавно прошел слух по селу, что Любка наведывалась к матери Телкина.
Председатель осторожно подводил меня к мысли, что Любка может что-то знать о месте пребывания Телкина.
На следующий день после этого разговора с председателем
— У нас нет таковых, товарищ капитан, — заявил вчерашний сержант. — У нас все на виду.
— Телкина Дмитрия из Старого Вязового знаете?
— Еще бы. Плюгавый такой, смотреть не на что, а извергом оказался первостатейным. Только у нас, в Новом, такие не водятся, — с гордостью повторил бригадир.
— Говорят, у вас живет его любовь — Любка Рябая.
— Любка есть. Дояркой работает, любого мужика за пояс заткнет, но рябая. Это верно.
— Может, она знает, где Телкин?
— Вряд ли. Откуда ей?
— Мальчишка у нее от кого?
— Постой, постой, — вдруг что-то припоминая, уставился на меня бригадир. — Недавно наша почтальонша искала ее, кто-то ей письмо прислал. Отродясь никто не писал, а тут вдруг...
— Откуда было письмо?
— У почтальонши надо спросить. Она знает. Я спрошу.
— Не надо. Пошлите Любку в контору, я с ней побеседую.
Бригадир посмотрел на часы, напомнил, что время обеденное, и пригласил меня домой, извинившись, что специально не готовился и не знает, что жена приготовила к обеду.
Я сразу же согласился, так как проголодался и не знал, где придется обедать.
По дороге домой бригадир все расхваливал Любку.
— Все бы так работали в бригаде, как она, не такой бы был наш колхоз. Многие уши навострили на город, а она к земле приросла и никуда не собирается.
Я молча слушал бригадира, и у меня постепенно складывалось убеждение, что Любка должна рассказать, если она что-то знает о Телкине.
После обеда я встретился с ней в колхозной конторе. Кроме нас двоих, там никого не было. Ходики, висевшие на простенке, громко стучали в пустом помещении.
Любка молча присела на скамейку, опустив голову. Темный платок до самых бровей закрывал ее лоб и почти все лицо.
— Вы знаете, зачем я вас пригласил?
— Скажете.
— Где проживает Дмитрий, служивший помощником старосты в Старом Вязовом?
Я умышленно решил напомнить об этом, чтобы для нее были понятны причины моего интереса к Телкину.
Любка не удивилась вопросу, не подняла головы, только стала перебирать заскорузлыми пальцами бахрому на кончике платка, свисавшего поверх телогрейки. Я не торопил ее с ответом. Видел, что она борется с собой и не знает, как начать, а может, опасается сразу сказать.
Я смотрел на стучавшие ходики, видел, как быстро в ту и другую сторону прыгал маятник и незаметно перемещалась минутная стрелка. Надо было как-то помочь Любке начать говорить. Я не знал, как она воспримет, если сказать, что он погубил людей, у которых остались жены и дети, которые никогда не забудут страшного горя. Она могла напугаться и совсем замкнется. Разговор на эту тему следовало пока оставить в резерве, на крайний случай...