Назад дороги нет
Шрифт:
— Нет, Асенька, я твой законный муж. Пока ещё. Потому никуда я не уеду.
— Слышь ты, муж, — говорю, делая шаг в его сторону, — ты вообще нормальных слов не понимаешь? Или хочешь, чтобы уже я ремень взял в руки? Поверь, тебе не понравится — у меня рука тяжёлая, до смерти сидеть на заднице не сможешь.
— или как там его? — фыркает, как недокормленная лошадь и демонстративно отворачивается от меня. Один всемогущий, дай мне выдержки не сломать его шею одним движением.
— Ася, объясни мне, будь любезна, кто этот… —
— Меня больше волнует, какого хрена ты делаешь здесь в трусах?!
Чёрт возьми, да! Его трусы сейчас меня волнуют больше всего, потому что понять пытаюсь, что здесь происходило, пока меня не было, и не могу.
Ася вскидывает на меня полный отчаяния взгляд и быстро-быстро говорит, глотая слоги:
— Он пришёл, пока я спала, открыл дверь как-то, и решил воспользоваться тем, что сплю и улечься рядом. Я открыла глаза, когда он штанишки свои аккуратно на стульчик вешал.
Ася смеётся, но по всему видно — у неё начинается истерика. Слёзы текут из глаз, а из груди на волю рвётся смех. Мать его, я этого мужа сейчас убью, останется вдовой. Судя по её состоянию, это будет лучший выход.
— Тебя колышет, кто я такой? — спрашиваю, делая ещё один шаг к нему, но, нужно отдать должное, не съёживается, всем видом показывает, что не боится. — Уходил бы ты отсюда, пока ноги ещё сгибаются.
— Это, — движение рукой в сторону Аси, — моя жена. Потому я имею законное право находиться рядом с ней. А кто ты я знать не знаю, потому сам проваливай!
Его голос срывается на визг, а я подхожу к нему вплотную, нависаю сверху и обхватываю рукой шею сзади. Нужно держать себя в руках, чтобы не покалечить ушлёпка — не хватало ещё в тюрягу из-за всякого дерьма попадать.
— Что ж твоя жена не рада тебя видеть? — выплёвываю слова куда-то в сторону макушки, сильнее сжимая тонкую шейку. — Что ж матом крыла и ремнём огреть пыталась? От большой любви или это у вас супружеский долг такой витиеватый?
— Руки убрал! — шипит, но я не тороплюсь.
— Саша, я тебя очень прошу: оставь ты меня уже в покое. Живи со своей Наташенькой, будь счастлив. Но от меня отстань. Неужели это так тяжело?!
Смотрю на Асю и понимаю, что я ей сейчас нужен.
— Будь хорошим мальчиком, послушай женщину. Хуже не будет.
Не дав ему что-то возразить, волоку к выходу. Он пытается упереться ногами и, в общем-то, сейчас очень жалкий, но с теми, кто вздумал довести мою валькирию до нервного срыва, у меня разговор короткий.
— Ещё раз тебя увижу рядом с ней, ноги вырву. Понял?
И выкидываю его из домика, закрыв дверь изнутри. Он там что-то вопит, стучит в дверь, только мне не хочется прислушиваться — пусть валит, пока цел.
— Витя, я не знала, что он придёт, я правда не знала, — причитает, вытирая слёзы и не глядя на меня.
Подхожу к ней и присаживаюсь на корточки
— Не плачь, чего ты? — прошу, но она не успокаивается. — Дурочка, чего разревелась?
— У нас с ним ничего не было, — заявляет вдруг, а я не сразу понимаю, к чему она это говорит. — Не знаю, чего он хотел, но я бы не далась. — А потом совсем жалобно: — Ты мне веришь?
Когда до меня доходит смысл её слов, не могу удержаться — смеюсь во всё горло. Какая же она глупая.
— Ася, я ревнивый как чёрт, честно-честно, но мозги у меня на месте.
— Правда? Веришь мне? — В глазах такая надежда, что даже сердце щемит.
— Если бы не верил тебе, моя валькирия, меня бы давно здесь не было.
Она слабо улыбается, но потом снова принимается рыдать:
— Я так испугалась, что ты его убьёшь…
— Не убил же, хотя это было и тяжело, — усмехаюсь, а Ася бьёт меня ладошкой по плечу и вытирает слёзы. — Может, начистить ему всё-таки пятак? Чтобы больше не появлялся?
— Не надо, — отрицательно машет головой и хмурит брови. — Скоро нас разведут официально, отстанет. Должно же до него дойти, что я не хочу его видеть?
— Ты слишком веришь в людей.
— Пусть так, но не нужно руки об него марать. Не стоит он того, придурок.
В дверь стучат, и параллельно с этим мой телефон чуть из кармана не выпрыгивает, настолько яростно звонит.
— Тут какой-то парнишка в одних трусишках вокруг вашего домика прыгает, — говорит Карл, а его голос двоится, раздаваясь ещё и из-за двери. — Мне тоже нужно раздеться, чтобы вы меня впустили в вашу обитель порока?
Кладу трубку, поднимаюсь на ноги и говорю:
— Ася, мой друг приехал.
— Тот, которые с двойным сердцем? — улыбается и поправляет волосы.
— Он самый.
Распахиваю дверь, а Карл снимает солнцезащитные очки, заглядывая в комнату через моё плечо. Ася взвизгивает, а этот придурок хохочет.
— Барышня, не нужно стесняться. Что я, голых баб не видал?
— Я не голая! — возмущённо кричит валькирия, а Карл снова смеётся.
Вот и познакомились, однако.
— Подожди минуту, хорошо?
Карл кивает, и я возвращаюсь в домик.
— Ася, ты пока оденься, а я с Карлом кое-что обговорю, хорошо?
— Конечно, общайтесь.
Быстро целую её в губы, подбираю шмотки шалуна-благоверного и выхожу из домика.
Карл сидит на стуле, положив себе на колени букет, и будто бы спит. Он часто так замирает, весь уйдя в себя, но, знаю точно, всё видит и слышит, просто так он восстанавливается.
— Где этот, в трусах который?
Карл пожимает плечами и указывает рукой в сторону. Прищуриваюсь и вижу Асиного бывшего, сидящего на декоративном пеньке в тени сосен. Плечи опущены, локтями опирается на колени и что-то рассматривает в телефоне.