Назови мне свое имя
Шрифт:
– Пол, прости, – виновато повторяю я. – Я понимаю, что поступила глупо.
– И безответственно.
– И безответственно.
– Сорок минут на сборы тебе достаточно?
Я подхожу ближе и кладу руку ему на плечо, но он никак не реагирует на мое приближение.
– Я понимаю, что ты очень зол. Я и сама… ужасно злюсь на себя. Но ведь… в итоге все хорошо.
– Хорошо? – спрашивает он, резко разворачиваясь ко мне. – Моника, скажи мне одну вещь. Ты знала о том, что в этом лесу происходили убийства?
Я
– Н-ну, Хайке кое-что об этом говорила…
– То есть, ты знала?
– Пол, она сказала, что лес проклят, и что девушек убивало привидение! Да я вообще ничего не поняла из того бреда, что она говорила!
– Да? А то, что в нем нашли пару десятков трупов, – это тебя тоже не насторожило?
– Последнее убийство произошло тридцать лет назад, и я…
– И ты решила, что бояться нечего!
– Ну конечно…
– Я не знаю, что тут еще можно сказать. Я знаю, что ты… легкомысленная… наивная… но это… это – откровенная глупость!
Я молчу.
– Мы сегодня же возвращаемся в Нью-Йорк.
– Что? А как же… Прага? Ведь у нас еще несколько дней отпуска!
– Моника, я слишком зол, чтобы думать об отпуске. К тому же, у меня прибавилось работы, так что мы едем домой сейчас же. – Он достает телефон, набирает номер и начинает ходить по комнате взад-вперед. – Здравствуйте. Нужны билеты на сегодня. Да. До Нью-Йорка. Есть что-нибудь?
– Пол, но ведь… Страшно было не только тебе. Мне тоже. И сейчас мне хочется, чтобы ты… не знаю… посочувствовал… поддержал меня… А не решал свои рабочие вопросы…
– Поддержал? – спрашивает он, замерев и прикрывая микрофон рукой. – Что поддержал, твою глупость? Ведь ты пообещала мне, но сделала так, как считала нужным, не подумав о последствиях. Ты думала только о себе. И что из этого вышло? А теперь ты хочешь сочувствия? – Да, – это снова в трубку. – Да. Только бизнес-класс? Во сколько? Какая цена?
Я знаю, что он прав, но внутри меня распирает от обиды.
– Пол, я ведь могла погибнуть, – глухо говорю я. Он не оборачивается. Несколько мгновений я смотрю на его спину, затем резко разворачиваюсь и выхожу из номера.
Он прав. И от этого я чувствую себя еще отвратительнее.
Нужно успокоиться. Я покупаю в баре капучино, стараясь не думать о том, что здесь, на первом этаже, наверняка было слышно нашу с Полом ссору. Ухожу в самый дальний угол террасы, скидываю куртку, заворачиваюсь в плед и уютно устраиваюсь в плетеном кресле. И смотрю на лес.
Вспоминаю о странной скале, о пещере со скрипкой и таинственными дневниками. Дневники! Я же хотела посмотреть их утром! Но теперь поздно. Никто никогда не узнает о том, что в них написано. Потому что я уезжаю. Нет, может быть, когда-нибудь кто-нибудь еще обнаружит эту пещеру, прочитает дневники…
Кто-то, но не я.
Я обхватываю руками горячую
– Я рад, что с вами все благополучно, – слышу я глубокий мужской голос. – Я переживал за вас.
Я быстро оборачиваюсь. Он подошел слишком тихо, так, что я не услышала его шагов, а возможно, я просто была слишком погружена в свои мысли. Я щурюсь. Он стоит против солнца, и из-за этого лицо скрыто тенью, но я все равно узнала его. Это бармен, из-за которого мы поругались с Полом.
– Вы говорите по-английски? – изумляюсь я его безупречному произношению, такому редкому для Андерленда.
– Да, простите. В прошлый раз я… у меня был сложный день. Можно? – спрашивает он, указывая на кресло напротив.
– Конечно, – я киваю, приглашая его присесть.
– Эрвин, – он улыбается, садясь напротив, и теперь я могу разглядеть его.
Прозрачно-голубые глаза смотрят открыто и решительно. Волосы темные, с теплым золотистым отливом, немного вьются. На лице небольшая щетина. Из одежды – потертые джинсы, ботинки, теплая рубашка с закатанными рукавами и стеганый жилет. Я не могу не признать, что он красив, даже несмотря на то, что выглядит устало, словно не спал всю ночь.
– Тяжелая ночь? – спрашиваю я с легкой усмешкой и представляюсь: – Моника.
– Можно и так сказать, – он наклоняет голову вбок, пристально рассматривая меня.
– Вечеринка в баре затянулась? – спрашиваю я, чтобы хоть как-то заполнить странную паузу. Выражение его лица становится недоуменным. – Ну, вы ведь бармен?
– Я? – переспрашивает он, словно до этого думал о чем-то своем, а я неожиданно его отвлекла. – А, нет, я… не совсем. Это бар моего отца, он работает в будние дни, а я помогаю ему по выходным.
– Помогать отцу – это здорово.
Эрвин легко взмахивает рукой, словно показывая, что ему это ничего не стоит.
– Он любит свой бар. Но стареет. Конечно, ему не под силу работать семь дней в неделю, а нанимать помощника он не хочет. Я не раз предлагал, но он говорит, что пока справляется, тем более, я приезжаю почти каждые выходные.
– Вы живете в другом городе?
– В Мюнхене.
– Мюнхен, – я делаю глоток кофе. – Говорят, красивый город. Мы собирались в Мюнхен, но потом… планы поменялись.
– Красивый, – соглашается Эрвин. – Но не такой красивый, как Андерленд. Или как этот лес.
– Вы давно живете в Мюнхене?
– Да. Я уехал сразу после школы. Получается, довольно давно.
– И каждые выходные здесь?
– Почти.
Я снова делаю глоток кофе и смотрю на лес. Стоп. Какой сегодня день недели? Я быстро поворачиваюсь к Эрвину:
– Сегодня же… понедельник, верно? Выходные закончились.
Кажется, что на какую-то долю секунды он растерялся. А потом уголки его губ дрогнули, словно он хотел спрятать от меня улыбку.