Назови мне свое имя
Шрифт:
– Кого? – в глазах Хайке недоумение.
– Ну, жителей Андерленда, которые устроили самосуд.
– Нет, – спокойно отвечает Хайке.
– Но… п-полиция? Это же… варварство. Повесить человека и сжечь? Мы же не в пятнадцатом веке.
– Ах, я не уточнила, – Хайке добродушно улыбается. – Это случилось примерно сто пятьдесят лет назад. В то время правосудие работало немного по-другому.
Я выдохнула и едва не рассмеялась.
– Сто пятьдесят лет назад? Вы шутите? – но, судя по всему, Хайке не шутит. – Это правда? Сто пятьдесят лет
– Я же сказала, лес проклят. После того, как Сумасшедшего повесили, в лесу несколько раз находили тела мертвых девушек. Некоторые… с некоторыми это выглядело, как самоубийство. Как будто они сбросились с Проклятой скалы. Некоторые были точно убиты.
– И сколько? Сколько всего девушек погибло за это время?
– Больше двадцати, – Хайке пристально смотрит на меня, а вдоль моего позвоночника бегают неприятные мурашки.
– И что… убийц не нашли?
– Полиция арестовала двоих. Первого – в двадцатых годах, второго – в восьмидесятых. Но многие в городе считают, что они ни при чем. Потому что это дело рук Сумасшедшего, – добавляет она шепотом.
– Сумасшедшего. Которого повесили и сожгли сто пятьдесят лет назад? – на всякий случай уточняю я, все еще надеясь, что как-то не так ее понимаю.
– Конечно, вам кажется это забавным. Молодые люди вроде вас часто считают эту историю чепухой. Суеверием. Но когда я была примерно вашего возраста, в этом лесу убили трех молодых женщин. Они были моими ровесницами, с одной из них я дружила. Убийцу нашли, но в деле было много нестыковок…
– Но… Сумасшедший… Вы же сказали, сто пятьдесят лет назад? Не может же он…
– Вы можете мне не верить, дело ваше. Конечно, со стороны все это звучит неправдоподобно. Но поймите, я пережила этот ужас. Я помню время, когда люди боялись выходить на улицу. Подозревали друг друга. Боялись за своих жен и дочерей.
– Простите, – говорю я, чувствуя вину за свой неприкрытый скептицизм. Конечно, местные жители привязаны к своим суевериям и историям. – Я не хотела вас обидеть. Просто все это звучит так странно…
– Я понимаю. Но я надеюсь, вы прислушаетесь к моим словам, – Хайке поправляет свой баварский передник. – Вам не стоит туда ходить, и вообще никому не стоит.
– Спасибо за предупреждение. Еще раз простите.
Я возвращаюсь к Полу, и мы выходим из кафе. Я все еще под впечатлением от странного рассказа Хайке. Почему она не готова поверить, что настоящих убийц поймали, из-за каких-то нестыковок в деле, но верит, что девушек убило привидение? То есть, это более логичная версия? И что она имела в виду, когда говорила, о том, что Сумасшедший – не совсем человек? Она сама-то нормальная?
– Ну так что там с гидом? – спрашивает Пол.
– Пока ничего. Хайке сказала, что лес проклят, – отвечаю я со скептической усмешкой. – И что гида здесь я не найду.
– Проклят?
– Наверное, она… немного не в себе. Она рассказала такую странную историю…
– Что за история?
– Мне даже не хочется ее
– Поищи завтра туристический информационный офис, там тебе должны помочь с гидом.
– Хорошо.
– Моника, только если ты не найдешь гида, – никакого леса, договорились?
– Договорились.
– Ну и отлично. Может, возьмем по бутылке пива на ночь? – спрашивает Пол, указывая головой в сторону бара, в котором мы сидели вчера. – Мы все-таки в отпуске.
Я безразлично пожимаю плечами, и мы заходим внутрь.
Сегодня все выглядит совсем по-другому: все столики заняты, у барной стойки не протолкнуться, играет музыка. На небольшом пятачке трое ребят расчехляют музыкальные инструменты. Один из них уже достал гитару. Он пару раз ударяет по струнам, внимательно прислушиваясь к звучанию.
– О, и тут сегодня полно народу, – бормочет Пол.
– Выходной. Тут, похоже, будет весело, – говорю я, все еще глядя на музыкантов. – Может, послушаем музыку?
– Музыку? Что тут может быть за музыка? Какой-нибудь подпольный фолк?
– А чего ты ждешь? Это же не Карнеги-холл.
– Моника, ты же знаешь, что мне завтра рано вставать.
Протискиваясь сквозь толпу, мы подходим к стойке. Очереди нет, но все стулья заняты – видимо, концерт вот-вот начнется.
– Два пива, – Пол протягивает бармену деньги.
Я разглядываю людей, барабаня пальцами по деревянной поверхности.
– Ты что, расстроилась? – Пол тянет за концы моего шарфа, разворачивая меня лицом к себе. – Ну, посмотри на меня. В чем дело?
– Ни в чем.
– Моника, ты ведешь себя, как ребенок. Мы остались в Андерленде, потому что ты так хотела. Мы весь день шатались по лесу. Мне завтра рано вставать, и да, я не готов торчать тут в толпе ближайшие пару часов. У меня важная встреча.
Я киваю. Пол притягивает меня к себе и быстро целует в нос.
– Сейчас мы купим пиво, пойдем в гостиницу… – он поворачивается в сторону бара и повторяет:
– Будьте добры, два пива.
Я поворачиваюсь следом за Полом. Сегодня пожилого баварца сменил молодой мужчина – высокий, широкоплечий, в клетчатой рубашке, с темными вьющимися волосами. Он стоит с купюрой Пола и смотрит в нашу сторону, замерев, как статуя. Точнее, он смотрит на меня, причем так, что я начинаю краснеть. Я всегда считала себя симпатичной, но не так, чтобы слишком, – я не помню ни одного случая, чтобы мужчины, глядя на меня, теряли дар речи.
– В чем дело? – спрашивает Пол, хмурясь. Конечно, от него не укрылся странный взгляд бармена. – Вы не говорите по-английски?
– Два пива, пожалуйста, – говорю я на немецком.
Бармен слегка вздрагивает, как человек, заснувший в неурочном месте, прокашливается и с мягкой улыбкой отвечает:
– Конечно, фройляйн.
– Почему он так на тебя смотрит, вы знакомы?
– Конечно, нет, – отвечаю я Полу, а потом снова обращаюсь к бармену:
– Так вы не говорите по-английски?