Названия я так и не придумал, так что принимаю предложения
Шрифт:
Алекс еще помолчал некоторое время. Он излил все, что хотел. Партнер продолжал неподвижное бдение. Кажется, Алекс его не замечал, он глубоко погрузился в свои мысли, и теперь даже неудобное кресло не могло вывести его из этого состояния. Внезапно он взял фотографии, резким движением сложил их все вместе и стал разглядывать верхнюю. На фотографии была темноволосая девочка лет семнадцати, со скобками на зубах.
– Минди Симонс дочь Лесли Симонс и Артура Симонса. Артур торговал книгами. Книги были их семейной страстью. Жена работала в библиотеке. Дочка была очень начитана с самого детства. Я помню, когда она родилась, мы с Артуром напились и поехали купаться. А он все рассказывал про свою дочку, которой
Бен Дусс чудовищной силы мальчик. В его семнадцать лет он был сильнее двух взрослых людей. Идеальный спортсмен. Он очень долго не умирал, почти неделю висел на собственных кишках и еще, и материться ухитрялся. Он умер от обезвоживания, как это ни удивительно.- Алекс продолжал выкидывать фотографии из своих рук на стол, некоторые пролетали мимо стола и падали на стол. Сейчас он отбрасывал их от себя на всегда.
– Наташа Гинесс. Мне всегда было интересно, имеет ли она какое-нибудь отношение к книге рекордов или к пиву. Она умерла от страха. После месяца издевательств и насилия у нее случился инфаркт во время очередного сеанса прижигания половых органов.
Альберту Цвейгу ввинтили винт в череп. Худощавый умник был. Его голова могла перевернуть мир физики. Но она, ни смогла пережить железного винта.
Сонечка, такая милая девочка. До самого конца думала, что это шутка. А когда ее снова насиловали, только всхлипывала и уверяла, что ничего никому не расскажет. Умерла под прессом со сломанными костями. Еще часа два мучилась, потом перестала дышать.
Каин погиб на операционном столе после экспериментов с кислотой. Точно сказать от чего и в какой момент почти невозможно. Когда они умирали на столе, уместней было бы говорить, что умерили они в тот момент, когда попадали в эту комнату, потому как шансов оттуда выбраться не было никаких.
Он продолжал называть имя за именем. Он вспоминал разные детали и факты из жизни лиц, которые были изображены на выпускных фотографиях. Он всех их хорошо знал и всех их хорошо помнил. Местами он вспоминал их родителей друзей и родственников. Вспоминал их поступки, их характеры. И всегда вспоминал, как они умерли и как вели себя перед смертью. Многие ни верили до конца. Некоторые умоляли отпустить. Нашелся и такой, который смеялся до самого последнего момента своего существования над своими мучителями, призирая страх и боль. Смотреть на его фотографию, Алексу было тяжелей всего. Он ни жалел, ни кого из них. Он видел в их смерти высшее благо для себя. Для него они были просто материал. Дорогой и редкий материал. Люди часто в пагоне за чем-то дорогим и редким теряют человеческий облик. Но все-таки ему было грустно смотреть в лицо такому смельчаку... не потому что он никогда не совершит уже тех героических и, ни постижимых поступков, каковые ему было суждено совершить, а потому что ему больше никогда не удастся его помучить.
Трудно было проникнуть в мысли Алекса в такую минуту. Он не испытывал страха перед своим партнером. Он собирался выжить. Ради своей дочери. Наверное, он ни видел смысла сейчас ничего
Он выкидывал фото за фото. Весь стол уже погрузился под импровизированную скатерть из фотографий, когда вдруг Алекс остановился и замер, глядя на очередную фотографию. На фотографии очень милая девочка, выглядевшая слегка старше своих лет. Со светлыми распущенными волосами и невероятно глубокими, даже мудрыми глазами ребенка. Это была его старшая дочь...
– --------------
Хенк с Эдом прогуливались по одной из ответвлений от главной улицы города N. По сути, в городе все улицы были ответвлениями от главной, так что это означало, что они просто повернули, куда-то, двигаясь по основному маршруту города.
Вокруг были небольшие домики раскрашенные в светлые яркие цвета: салатовый, желтый, голубой. Воздух был чистый, дорога прямая. На небе совсем не было туч, солнце было в самом зените. В таком месте можно начинать сказку про волшебную страну с чудесным народом не ведающим зла.
– Красиво тут все-таки.- Хенк озвучил мысли Эда.
– Да. Помнишь, когда мы только приехали, мы также гуляли, и погода тоже была хорошая.- Он сделал небольшую паузу, что бы вложить больше чувств в следующие слова.- Как мне тогда понравился этот городишко...- прозвучало немного горько.
– Да уж. Как думаешь, что тут будет дальше?- Хенку очень хотелось обсудить эту тему, по меньшей мере для того чтобы это не оставалось у обоих осадком на душе.
– Ну а что тут может быть? Мэра с братом осудят. Я знаю, ты подозревал, что похититель ни станет их убивать, а вернет дамой.- Хенк ехидно улыбнулся в ответ.- А самого похитителя я думаю, не найдут. Мне уже звонили криминалисты. Записи, которые шерифу подбросили, там видео с этими двумя, ну как он их пытал. Эксперты говорят, что он там даже ни слова, ни произнес и всегда работал в перчатках. Мы даже то место где он их держал, найти не сможем не то, что его самого.
– Да и нужно ли вообще его искать. Как он написал в своей записке “...В отличие от них я не убийца.” - Хенк говорил, понижая голос. Звучало глубоко и задумчиво.
– Когда ты понял, что он их вернет, с признанием?- Эд разговаривал, не глядя на напарника. Он делал вид, что любуется лесом, который располагался неподолеку от города. Лес было отчетливо видно из любой его точки. Казалось, город ведет непримиримую борьбу, поглощая лес, а лес, с городом поглощая здания и дороги. И хотя борьбы никакой не было, все равно было отчетливо видно, что рано или поздно один из них окончательно победит другова.
– Когда мы не нашли следов в подвале. Знаешь, ведь этот похититель возможно не один год пытался обратить всеобщее внимание на происходящее тут. Ты только вдумайся, сколько надо всего предпринять, во скольких путях разочароваться, чтобы решиться на такое?- Хенк некоторое время молчал. В его голове явственно проносилось то, как глухи мы к тем, кто указывает нам на наши недостатки.- Он ведь никогда не собирался их убивать. Он как будто знал, что Алекс признается. Он все очень долго и досконально планировал...- Хенк слегка оборвал свою мысль.
– Алекс с братом предстанут перед судом. С признанием они скорей всего никогда уже ни выйдут на свободу. Но так как они теперь оба инвалиды, то строгого режима они, ни получат. Проведут остаток жизни в больнице для заключенных. Довольно мягкое наказание для тех, кто скармливал одиннадцать лет людям их же детей, по-моему.- В словах Еда звучала досада от того, что закон не может устроить братьям вечный ад на земле.
– Может и мягкое...- Хенк говорил, вдумчиво растягивая звуки.- Вечно сидеть в больнице. Беспомощными, призираемыми и поносимыми всеми... И вечно одинокими...
– Хенк снова оборвал свою мысль.