Названная женой
Шрифт:
— Сравнение меня с уткой неуместно.
— Утки?! Кто такие утки? — Ваа удивился. — Я имел в виду самку кракена, то есть кралю! — и опять сложил перед своей узкой грудью полукружия из щупалец.
Нис решительно поднялся с колен.
— Нет, я буду сегодня участвовать, и если князь любой впадины или океана помешает мне, пущу в ход хлысты!
— Ой! Нис злится, прячьтесь в раковины и тушите свет, — Ваа кивнул, переместился к Гвенн, быстро перебирая щупальцами, а потом решил объяснить: — Я скажу, пусть передадут всем: сегодня
— Игру-у-ун, — вернулся Нис к коньку. — Ты мой хороший. Потерпи, Ваа тебя полечит.
Тот выдохнул, подняв со дна мелкую белую взвесь.
Нис погладил свою зверюгу по вздымающемуся боку, и Гвенн была уверена: поделился магией. Гладкая сиреневая кожа конька заискрилась под его рукой.
— Не горячий, — чуть спокойнее произнес царевич.
— Конечно, не горячий! Почти в порядке, — Ваа обернулся к Гвенн. — Игрун жует всё, что подсунут. Второй раз травится. Прошлый раз царевич так и просидел с ним всю ночь.
— Это не то, что я бы хотел показать тебе, — Нис поднялся с колен.
— Я увидела, что хотела, — ответила Гвенн.
Она слишком мало знала о царстве фоморов, зато достаточно много — об играх Благого двора, о заговорах и ядах, которыми обменивались противники не меньше, чем улыбками. Чоканье бокалов и переливание вина… Даже эту традицию, считавшуюся совершенно дружеской, благие успели извратить: бывало, что они переливали ядовитое вино и пили с ничего не подозревающим собеседником, держа наготове противоядие или заранее его проглотив.
Бесхитростный и простой Нис выглядел совершенно непохожим на опытного интригана. Гвенн улыбнулась:
— Покажи мне ваших диких коньков.
Вертлявые игруны хрюкали — иначе и не скажешь! — подпрыгивали на изогнутых хвостах, бодали плетёные стены в самом дальнем углу загона.
— Разве у верхних есть что-то похожее? — горделиво произнес Нис.
— У нас есть всего лишь эйтеллы, — нарочито небрежно ответствовала царевна.
В зелёных глазах промелькнуло что-то. Досада, удивление, недоверие? Пожалуй, недоверие.
— Летучие кони? Сказка!
— На одной из таких сказок я и каталась, — Гвенн вздохнула от накатившей грусти.
То, что она каталась всего лишь один лишь раз, вцепившись в спину Джареда, визжа и посматривая одним глазом на внезапно уменьшившиеся лоскутки лугов, лесов и синюю змейку Айсэ Горм, лучше было не говорить. К тому же советнику она сказала, что визжала от восторга. Он только вздёрнул светлую бровь, обдав холодным взглядом и всем своим видом давая понять: врать нехорошо. Гвенн и не лгала. Ну, может, самую малость. Всё же утаённая правда так сильно била потом, что она нехотя произнесла:
— Не так давно. Когда магия начала просыпаться, появились магические создания и эйтеллы вновь распахнули крылья. Я всегда думала, что у них по бокам всего лишь удобные кожные складки. Вроде сумок, куда можно пихать
— Какого бы ты выбрала?
Перламутровый конек казался спокойным и ласковым, он явно хорош для прогулок; зелёный хитро косит глазом; а вот у чёрного белки залиты красным, загривок поднят гребнем, на крупной голове аж шесть рожек, шкура не ровная, а шершавая на вид, и губой он подёргивает, словно злой и оголодавший волк. Царевна открыла было рот, как с потолка упал Ваа, улыбаясь до ушей.
— Правда же, прелесть что за зверюга?
— Только не он! — взыграла в Гвенн осторожность. — Ни за что бы на него не села!
— Конечно он! Только он достоин Ниса! То есть царевича, конечно, чтобы волна вечно расстилалась перед ним гладью, — Ваа запрыгал на осьминожьих щупальцах и закончил торопливой скороговоркой: — У нас не так много времени, скоро все прибудут на арену.
Гвенн повторила про себя заковыристое пожелание гладкой волны, решив на всякий случай уточнить, нет ли тут какой-нибудь каверзы. Как пожелать суховея для лесовиков, вечной звериной шкуры для волков или землетрясения для детей камня! Ваа пошутить может, а ей нельзя.
— Мой супруг, может, возьмёшь перламутрового?
— В суп пойдёт, — продолжил Ваа.
— Закончили спорить? Я беру Уголька, — подытожил Нис. Тот, словно поняв, фыркнул, подпрыгнул, ударив раздвоенным хвостом так, что загородку тряхнуло.
Гвенн сжала зубы с досады. Вот же упрямец! Не хватало ей стать вдовой в первый же день супружества. И с чего она решила, что этот фомор мягок характером? Опустил голову, словно бодаться с кем собрался.
— Хорошее имя выбрал царевич! — обрадовался Ваа. — Очень хорошее имя! Подуешь — будет пламя, накроешь рукой — притихнет до поры! И с коньками, и с женщинами срабатывает! Очень, очень хорошее имя!
Тут Нис, стоящий рядом, неожиданно пропал из поля зрения. Гвенн обернулась в ужасе, а Ваа поднял руку, показывая, куда смотреть. Царевич, стоя на загородке, балансировал над коньком.
— Уголёк хороший, — Ваа вытащил из висящей на его боку сумки белый корешок и протянул коньку.
Зверь фыркнул, словно не слишком довольный новым именем, потянулся длинным конусовидным носом, пошевелил ноздрями недоверчиво — и схрумкал угощение.
Тут на его спину и спрыгнул Нис, а Ваа распахнул дверцы стойла.
Уголёк взвизгнул от негодования, взвился на месте, дёрнулся влево-вправо, намереваясь скинуть седока, но Нис держался. Конёк опустил голову — точь-в-точь как сам Нис! — и ринулся в открытые двери конюшни.
Гвенн рванула следом. Конёк совершал прыжки, достойные блохи. Поддавал задом так, что Гвенн самой захотелось дать ему шенкеля. Пронёсся скачками по мелкой гальке, которой было устлано дно. Затем перевернулся, едва не сбросив седока. Гвенн выдохнула:
— Этот чёрный убьёт Ниса! Ваа, э… ши-саа Ваа, как ты это допустил? Ты же конюший!