Не Агата Кристи

Мансуров Андрей Арсланович

Рассмеяться!

Надо же! Космическая паранойя зацепила и всегда трезвомыслящего и прагматичного ветерана! Циника и реалиста до мозга костей. И вот он несёт заведомый бред! Если б всё обстояло не столь трагично, можно было бы действительно – посмеяться. Но сейчас…

Сейчас это может создать им проблемы. Особенно, если Гуннар начнёт упорствовать, или протестовать против того, чтоб они летели к чужому кораблю… Может, изолировать его? (Вот только где?!) Или хотя бы… Усыпить? Снотворное в аптечке, вроде, есть? Но пока что нужно мысль докончить:

– Но

пока, к счастью, не доказанная.

– Ага. Пока. И если вы сейчас, лейтенант, думаете, что у меня космическая паранойя, вы не так уж далеки от истины. И мне сейчас не просто страшно, а чертовски страшно! – по расширенным зрачкам, дрожащим рукам и учащённому дыханию Назаров видел, что пожилой швед не лжёт, – И я сам, добровольно, предлагаю вам дать мне снотворного. Да побольше! И знаете почему?

Потому что даже сейчас слышу я там, – Гуннар вновь постучал себе по виску пальцем, – Шёпот, который не утихает… И хоть сейчас он и не говорит понятных мне слов, и не отдаёт приказов, а просто бубнит, как бы беседуя сам с собой…

От этого мне ничуть не менее страшно!

– Хм-м… Странно. Впрочем, катастрофа, стресс от неё, и тесное пространство нашего модуля могут стимулировать… воображение, и вызывать ещё и не такие галлюцинации. В истории космоплавания такие случаи не редкость. Внимание, экипаж и господа рабочие и учёные. Кто-нибудь слышит… Нечто подобное? – лейтенант обвёл настороженным взором всех присутствующих.

Все дружно покачали головами.

Ну, слава Богу! Галлюцинации посетили только старика. Похоже, на почве, вот именно, нервного перенапряжения. Из-за аварии. И безысходности – потому что люди не дураки, и за последние несколько часов успели просечь, что шансов у них в этой космической «дыре» и правда – ноль целых хрен десятых.

Назаров сказал:

– Я рад, что больше никто не… пострадал. И вот ещё что.

Пожалуй, вы правы, Гуннар. Сон вам, да и всем остальным, не повредит. Расслабиться и отойти от стресса он всегда помогает лучше, чем любые лекарства. И слова.

И поскольку заняться нам всем, в-принципе, пока нечем, предлагаю и всем не занятым на вахте лечь досыпать! До полной остановки модуля у чужого корабля, чем бы он ни оказался, у нас почти двадцать часов. Будем, следовательно, отдыхать и набираться сил.

Вопросы?

Вопрос нашёлся у Петра Моммсена, молодого, всего двадцатисемилетнего, бурильщика:

– Сэр… Я вот по поводу гальюна. Мы его сможем перетащить на чужой корабль, или… Придётся здесь оставить? А то он – как раз в кормовой части!

Назаров подумал, что вот так и выясняется, у кого какие в жизни приоритеты.

Да, Моммсен проводил в туалете больше всех времени. И неизвестно, чем он там на самом деле занимается. Может, конечно, ещё на «Дональде» съел чего не надо. Или от стресса у него развилась «медвежья болезнь». Ну, или просто человек уходит туда уединиться. Чтоб, например, заняться самоудовлетворением с помощью руки…

Неважно. Вопрос актуальный:

– Да, гальюн

в кормовой части модуля. И от двигательного отсека его отделяет лишь тонкая переборка. И сохранить его на модуле – не удастся. Поскольку и сам модуль будет неизбежно полностью изъеден эмиссией и коррозией. Поэтому, вероятно, первое, чем мы займёмся, проведя разведку, и выбрав подходящее место в корпусе чужого корабля – как раз переоборудованием какого-либо неповреждённого помещения под жильё. Куда перенесём и туалет. Ну, и, разумеется, займёмся переносом в другие целые или отремонтированные помещения чужака всех наших запасов, инструментов, и оборудования.

Ещё вопросы?

Больше вопросов не нашлось, и Назаров не без облегчения объявил:

– В таком случае, прошу вас продолжить прерванный сон. Гуннар. Подойдите ко мне, я сейчас достану вам из аптечки снотворное. Может, ещё кому-то нужно?

Нужно оказалось и обеим учёным, так за всё время совещания не сказавшим ни слова. (Вероятно, потому, что они оба были специалистами узкого профиля – ксенозоологи! И ничего не понимали в астронавигации, ремонте, и прочих технических вопросах.) Но без проблем заснуть пожелавшим.

После того, как все добровольцы проглотили свои капсулы, (А Гуннар – сразу две!) запив скупыми глоточками воды из общего титана, Назаров пожелал всем спокойной ночи, и они с Хваном удалились к себе в рубку, прикрыв за собой дверь.

Биолог доктор Джонотан Хейдигер, всё время разговора державший за руку своего коллегу, доктора Эрика Валкеса, сейчас, проглотив капсулу, и снова усевшись в кресло рядом с ним, доверительно наклонился к его уху:

– Может, если командир прав, и тот корабль действительно настолько большой, нам удастся наконец получить и персональную каюту?

Эрик, который хоть и был на год младше, и на три дюйма ниже, но играл в их тандеме доминирующую роль, покачал головой. Ответил тоже вполголоса:

– Знаешь, мой дорогой, до этого ещё дожить надо. Не будем торопить события.

– Ах вот так?! – Джонотан не мог не нахмурить брови, тон стал сердитым, – Ты, похоже, только рад, что мы сейчас – ничего не можем? Или… А-а, вот оно как! Я понял. Я же видел, свинья ты похотливая, как ты посматривал на этого чёртова Томера?! Ну погоди – вот останемся наедине – я тебе всю морду твою противную расцарапаю!

– Что за бред! – Эрик, привыкший относиться к угрозам своего коллеги и приятеля серьёзно, вынужден был тем не менее перейти вообще на шёпот, – Тебя, похоже, тоже слегка того!.. Повредило! Стрессом. Несёшь чушь ещё похлеще Гуннара!

– А-а, так я, по-твоему, приход словил?! Ну точно. – в ответном шёпоте Джонотана явственно проступала теперь истерика и обида, – Я всё понял. Я просто надоел тебе. Ты хотел как можно скорее вернуться на Землю, чтоб послать меня куда подальше, а себе найти кого помоложе! И посимпатичней! И ты, конечно, жутко зол, что теперь этот момент откладывается! Вот и хочешь найти любой предлог, чтоб поругаться со мной, порвать наши отношения, и свалить!