Не ангел

Винченци Пенни

— Пойдем, — сказала она.

«Секс, — подумала Селия, лежа в постели и улыбаясь Себастьяну, в то время как он заказывал по телефону шампанское, — какая же это сложная штука: физическое наслаждение, насквозь про низанное эмоцией и интеллектом, такое преходящее и одновременно такое длительное, такое радостное и имеющее столь огромное значение в любви».

Чувство, которое она испытывала к Себастьяну, было трудным и опасным и, изливая на нее огромное счастье, одновременно наполняло ее жизнь страхом и неизбежной болью. Но когда

они были близки, то в самом сердце мятущегося, пульсирующего, потрясающего, неистового восторга Селия ощущала удивительный, ни с чем не сравнимый покой.

— Я люблю тебя, — просто сказала она. — Я очень, очень сильно тебя люблю. Что бы ни случилось с любым из нас, помни это.

— Я буду помнить, — ответил Себастьян, и выражение его лица стало непривычно мрачным, — что бы ни случилось, я буду помнить об этом. Обещаю.

Один или два раза они отважились выйти из гостиницы: прошлись по улицам, заглядывая в магазины, посидели в парке.

— Как странно, — сказала Селия, беря его под руку, — люди смотрят на нас и думают, что мы просто супружеская чета, счастливая и заурядная.

— Вряд ли они вообще о нас думают, — рассмеялся Себастьян, — у них в жизни есть дела поважнее. Не задавайтесь, леди Селия, в вас говорит ваше происхождение.

Она сказала, что вовсе не задается, просто людям свойственно многое замечать, глядя на других, и эта мысль вдруг надолго овладела ею: о разнице между видимостью и реальностью. Тема показалась ей достойной романа — что поделать, работа вплеталась даже в самую интимную часть ее жизни.

— Интересно, — вдруг сказала Селия, — если бы я встретила тебя на вечере или еще где-то и не знала, что ты писатель, я бы так же увлеклась тобой?

— Ты хочешь сказать, что любишь меня только за мою гениальность? Стыдись.

— Да нет, конечно не хочу.

— Думаю, что ты увлеклась бы мною точно так же, — сказал он, — я уверен. Ведь я был бы тем же.

— Для себя. Но не для меня. Первое, что меня очаровало в тебе, — это вовсе не книга, которую ты написал. А твоя увлеченность ею. То, как ты рассказывал эту сказку. Сидя там, на моем диване, как…

— Шехерезада? И рассказывал сказки арабскому султану? Какая чудесная мысль! Интересно, отпустишь ли ты меня после тысячи и одной ночи.

— Если бы только у нас были эти тысяча и одна ночь, — грустно заметила она, — может, я еще и подумала бы. А после всего одной ночи это едва ли возможно.

— У нас еще одна ночь впереди. И тогда останется девятьсот девяносто девять. С этим уже проще справиться. А теперь пойдем, нам пора на Хоуп-стрит. Постараюсь занять твое внимание еще хоть на какое-то время.

Они ужинали у себя в комнате — идти в ресторан в воскресенье было рискованно. Они хотели еще куда-нибудь пойти, где не так многолюдно, но не стали искушать судьбу. Роскошный ужин можно устроить и в номере.

— Мы совершенно не устали друг от друга, — заявил Себастьян, — не исчерпали всего,

о чем хочется поговорить. Неловкое молчание нам не грозит.

— Это уж точно, — засмеялась Селия, — а если бы грозило, появились бы другие увлечения.

— Истинная правда. Хотя мне не очень-то нравится, что ты называешь меня увлечением. Это не лучше, чем наркотическая зависимость.

— Себастьян, — удивилась Селия, — как же ты умеешь искажать все, что я говорю. — (Он очень важно взглянул на нее и ничего не ответил.) — Знаешь что, — сказала она, — мне не нравится, когда ты затихаешь.

— Я хочу задать тебе один вопрос, — откликнулся он, — а потом постараюсь исказить ответ.

— Ну хорошо.

Долгое молчание. Затем:

— Как тебе кажется, у нас есть какое-то будущее? Иное, чем продолжение настоящего?

Это был вопрос столь пугающий своими последствиями, столь ужасный в своей неожиданности и вместе с тем столь трогательный и ранящий сердце, что она не могла медлить с ответом ни секунды.

— Нет, — быстро сказала она, — естественно, нет. Абсолютно исключено. Никакого будущего у нас не может быть. Только продолжение настоящего.

— Ну да, — грустно заметил он, — да, я так и думал, что ты это скажешь.

— И тут нечего искажать, — добавила она и поняла, что от страха у нее перехватило дыхание.

— Не знаю, не знаю, — улыбнулся он. — Помнишь, что сказал Марк Твен?

— Нет, Себастьян, не помню, — ответила она чуть раздраженно.

— «Сначала получи факты, — утверждал он, — а потом можешь их искажать, сколько тебе угодно». Хороший совет. Я всегда ему следую. Ладно, не будем больше об этом говорить. Во всяком случае, не теперь.

— Давай не будем никогда, — предложила она, — ни теперь, ни потом.

— Не делай такое сердитое лицо. Я хочу сказать тебе еще кое-что.

— Что?

— Я тебя люблю.

Позже, лежа без сна, пока Себастьян крепко спал и их вторая ночь медленно приближалась к концу, Селия почувствовала, что реальность, с такой радостью покинутая ею всего сорок восемь часов назад, снова угрожающе надвинулась на нее. И она не могла не задуматься, пусть даже на мгновение, об их общем будущем, о котором он спрашивал. Даже осознавая всю тщетность, опасность и глупость таких размышлений, Селия вдруг поняла, что не способна им сопротивляться.

— Прошу прощения, мистер Литтон, — сказала Дженетт Гоулд, — но мистера Брука по-прежнему нет дома. Я имею в виду, что он пока не вернулся в Лондон. Что будем делать?

— Не знаю. Можно, конечно, запустить тираж без его текста, но он очень хотел его поставить, да и мне эта идея нравится. Я должен согласовать с ним этот вопрос при первой же возможности.

— Да, конечно. Мне позвонить позже?

— Да, пожалуйста, миссис Гоулд. Будьте добры. Но если до полудня мы не сумеем связаться с ним, придется запускать так.