Не бей копытом
Шрифт:
– Но ведь ты же помнишь, что она пила мартини.
– Разумеется, нет. Однако у меня в руках действительно были эти великолепные напитки.
– Вы разговаривали, - сказала Дженни.
– Боже, на виду у всей публики?
– спросил я.
– Ах, перестань! На вечеринку ты привел меня, а сам не мог оторваться от своей белокурой стервы.
– А почему ты не могла разыскать того, кто привел её, и поправить дело?
– Её никто не приводил. Она была одна.
– Кто же она такая? У неё есть имя?
– Та манера, с которой ты её на весь вечер монополизировал, больше никому не дала с ней пообщаться.
– О чем мы хоть говорили?
– Я не подслушивала, но несколько очаровательных фраз уловила.
– Да, когда меня окружают блондинки, я всегда на высоте.
– Я помню, - сказала Дженни, - что-то вроде:" Как я понимаю, вы детектив, мистер Шофилд". И когда ты согласился с этим, она, естественно, превратилась в одни огромные голубые глаза, жаждущие слушать сочные детали каждого из тех дел, которые ты вел.
– Не рассказывал я ей об упрямце, у которого были неприятности с проектным департаментом?
– Когда я уходила от вас, ты сказал:" Сейчас я веду расследование, связанное с одной наядой, которая слонялась по приморскому городу, изнывая от скуки". На что она заметила: "У меня всегда есть основание интересоваться наядами". Ты начал рассказывать, и я удалилась.
– Смышленая девочка. Черт возьми, здорово то как!
– Несколько позже, когда я подумала, что у тебя было достаточно времени, чтобы закруглиться с наядами, я вернулась. К тому же у меня прорезался аппетит, но ты исчез.
– Исчез?
– пробормотал я.
– И она тоже, - кивнула Дженни.
Мне это не очень понравилось. В моем затылке что-то щекотало, однако я совершенно ничего не мог с этим поделать.
– Ну, хорошо, - буркнул я.
– Мы потом вернулись?
– Да. Через некоторое время.
– Ага... Она застегнула свою блузку?
Дженни казалась задумчивой.
– Сказать, что она не застегнула молнию, было бы не всей правдой, размышляла она вслух.
– Больше похоже на то, что она не придает этой погрешности туалета большого значения.
– Я тебя понял... А когда блузка оказалась расстегнутой? До того, как мы исчезли, или после того, как вернулись?
– Она была расстегнутой и до и после. Всегда, - ответила Дженни. Я почувствовал облегчение: у меня все-таки есть определенные принципы. Общаться с женщиной, у которой не хватает здравого смысла держать свою блузку застегнутой, я бы никогда не стал под носом у своей жены. Но когда расстегнутая блузка является частью ансамбля, это совсем другое дело.
– Учту, - сказал я, стремясь поскорее закрыть эту тему.
– А было ли ещё что-нибудь не так в этот вечер?
– Позволь это представить в следующем виде: мы были не самыми последними, уходившими с вечеринки. На кухне, кажется, ещё оставались официантка и её помощница.
Я посмотрел на неё с восхищением.
– Знаешь, когда ты постараешься, у тебя появляется дар четко излагать суть дела.
Она встала с кровати и оказалась между мной и окном. Вид её был в высшей степени привлекательным. Стеная и извиваясь, я отодвинулся к дальнему краю кровати.
– Иди сюда, - сказал я.
Она удостоила меня долгим, задумчивым взглядом и скривила губы. Мне показалось, что они распластались от уха до уха и были уже на полпути
– Это ещё зачем?
– спросила она и отошла от кровати.
– Ты ещё пожалеешь, - проворчал я.
Но она продемонстрировала мне нижнюю часть туловища со стороны спины и вышла из комнаты. Я переложил грелку со льдом с живота на голову и стал припоминать события на вечеринке.
Вечеринка была устроена в доме Луизы Драмонд, которая во времена подражания знаменитой медсестре Флоренс Найтингейл была начальницей Дженни. Луиза была замужем за доктором Сандерсом. Я припомнил толпу окружавших меня людей, балансировавших с полными стаканами и легкими закусками, пытавшихся завязать беседу. Среди них была и блондинка. Кажется, я вспомнил, что всякий раз, когда я направлялся в бар, чтобы пополнить свои запасы спиртного, появлялась и блондинка, и тоже запасалась напитками. Она рассказала мне, что пролезла через французское окно, что она соседка Луизы и надеется, та не будет на неё сердиться, и что сегодня ей обязательно надо выпить.
С этого момента, как я ни старался, я уже не мог от неё оторваться. Как говорится, я попался. Однако, это меня не очень травмировало: она была великолепнейшим образцом женщины. Она уже не была ребенком, тщательно следила за собой и это было заметно. И если быть честным, я ничего не помню о состоянии её блузки. Казалось, что она одета точно так же, как и все там. Глаза её напоминали виноградины сорта"конкорд", плавающие в густом креме. Я не специалист по оттенкам волос, но её были подобны белому золоту, их было много, они ниспадали сверкающим волнистым потоком к её широким плечам. Цвет её кожи был подобен солнечному свету и по её фактуре я ощутил, что он был таким везде, без исключения. Она держала себя как женщина, у которой от природы всего чуть больше, чем у остальных, и которая благодарна за это. Она сказала, что её зовут Кэрол, я объявил, что мое имя Пит, и мы немедленно стали приятелями, я бы добавил, приятелями-собутыльниками.
– Вы кого-нибудь знаете из этих людей?
– спросила она и кивнула в сторону соседней комнаты.
– Вряд ли всех, - ответил я.
– Может быть, Вы хотите к ним? У меня нет намерения удерживать Вас, но лично я среди большого скопления людей чувствую себя не лучшим образом.
Беседа продолжалась, и в ходе её я даже не заметил, как она мало-помалу оттеснила меня от бара, и мы очутились в укромном месте, достаточно далеко от основного потока, направлявшегося к бару и возвращавшегося обратно. Короче говоря, она вытащила из меня мою настоящую фамилию Шофилд, и это совпадало с тем, что услышала, естественно, не подслушивая, Дженни из нашего разговора о моей профессии и об этой безделице с наядой.
Кэрол обладала двумя достоинствами: помимо основного анатомо-биологического, помогавшего ей прекрасно ладить с мужчинами, у неё было забавное чувство юмора и способность воспринимать его с невозмутимым лицом. Она могла слушать и смотреть на тебя своими огромными глазами, но пока она хоть что-нибудь не скажет, я не мог понять, о чем она думает. В своем рассказе о наяде я продвинулся достаточно далеко, но должен сознаться, что с его помощью скорее развлекался. Мне и сейчас он кажется все ещё смешным, несмотря на похмелье и все с ним связанное. Я даже попытался хихикнуть, но тут же поспешил оставить это занятие, взвыв от головной боли.